Словоохотливый послушник сам сообщает, что старший из братии, именем Стефан, давно уже пришел сюда из Корсуня, наслушавшись рассказов об Андрее Первозванном, поставившем святой крест на горах над Днепром и предсказавшем небывало яркий расцвет здесь христианской веры.
Очень хотелось брату Стефану отыскать Андреев крест и поклониться тому кресту: ведь Андрей Первозванный – первый Христов апостол! Шел черноризец Стефан, как и апостол Андрей, правым берегом, пока Господь не привел его к Андрееву кресту. Поклонился Стефан великой святыне, но уходить из Киева не захотел, нашел себе подходящую пещеру и поселился в ней.
Брат Стефан – ученый человек, знает, помимо Святого Писания, языки – греческий, еврейский и словеньский, а сам родом из таврических русов. Его единоплеменники – весьма кровожадный народ, и Стефан каждый день особо молится, чтобы Господь просветил их.
Велик и непостижим Небесный Промысл! Именно Стефану, выходцу из этого нечестивого племени, указал Господь подвижнический путь! В Таврии еще до рождения Стефана подвизался благочестивый муж святитель Иоанн Готский. Он-то и переложил на язык русов «Отче наш» и некоторые церковные службы. Господу было угодно, чтобы переложения эти попали в руки юному русу, будущему брату Стефану.
В Киеве к Стефану в разное время присоединились еще трое, все трое из племен языка словеньского: полянин, дулеб и древлянин[123]
. Стефан их просветил, крестил и постриг в монахи. Выдолбили они себе в пещере кельи и устроили подземную церковь во имя Андрея Первозванного. Ныне Стефан здесь игуменом[124]. Сам же Фармуфий пока еще белец[125], проходит послушание, готовится к постригу.Наконец они поднимаются по склону оврага, в котором Кукша с Вадой прятались от дождя, и оказываются на поляне, уже знакомой Кукше. Братья заняты делом, особенно важным по случаю засухи, – носят воду из-под горы, с родника, и поливают огород, у каждого два ведра на коромысле, а здоровенный Феофан, самый сильный из троих, несет еще третье ведро в левой руке.
– Оставьте ведра, – возбужденно кричит Фармуфий, – и идите все сюда!
Удивленные монахи послушно ставят ведра на землю и идут к Фармуфию, приведшему какого-то незнакомого юношу с вороным конем в поводу.
– Сей муж, – торжественно возглашает Фармуфий, указывая на Кукшу, – только что приплыл из Константинова города, он знает Андрея Блаженного!
Игумен Стефан, не говоря лишнего, садится на пенек, Кукшу сажают напротив него. Игумен слушает гостя, глядя куда-то вниз, на Кукшины ромейскис сапоги, короткие, едва достигающие голени, схваченные ремешком над лодыжками. Впрочем, Кукша скоро убеждается, что сапоги не занимают игумена, его взгляд слишком сосредоточен и неподвижен, чернец глядит сквозь все, что перед ним, может быть, даже сквозь землю.
Вокруг него стоят другие монахи и послушник Фармуфий. Иногда игумен задает вопросы, из коих явствует, что слушает он внимательно, не пропуская ни единого слова, что ему необходимо знать все в подробностях, но только то, что было на самом деле.
– Так тебе помечталось, – настойчиво допрашивает он, – или ты въяве видел язвы на руках и ногах Андрея?
– Думаю, что помечталось, отче, – отвечает Кукша, – из-за того, что видел перед тем сон…
– Продолжай, – велит игумен Стефан.
Кукша продолжает, пока игумен не перебивает его новым вопросом:
– Ты это верно запомнил, что Блаженный приподнялся, чтобы помочь тебе вытащить из-под него плащ?
– Так же верно, – отвечает Кукша, – как то, что у меня два имени.
– Значит, он не спал, – задумчиво говорит игумен. – А ты не слыхал, не сказал ли он чего-нибудь?
– Чего не слыхал, того не слыхал, – сокрушенно отвечает Кукша.
– Должен был сказать, – тихо, почти про себя, молвит игумен.
Рассказывая, Кукша замечает, что у Фармуфия в руках две легкие доски, с одного края скрепленные ремешком, раскрытые наподобие книги. Ему не нужно гадать, что это такое – еще живя в доме доброго Епифания, он учился писать на воске, разлитом по едва заметному углублению, обрамленному своего рода полями, как у иконы. В Царьграде все так учатся письму, это удобно – заровнял лопаточкой написанное, и опять перед тобой чисто, можешь писать снова. Фармуфий не праздно держит перед собой восковую доску, а быстро-быстро пишет на ней – записывает то, что Кукша рассказывает об Андрее. Другие держат точно такие же доски наготове, чтобы отдать Фармуфию, когда понадобятся.
– На сегодня довольно беседы, – говорит наконец игумен и встает, – тебе надо поспеть домой засветло, негоже в темноте с конем по оврагам шататься.
С этого дня Кукша становится другом черноризцев из маленькой пещерной обители.
Глава восьмая
ОБЕДНЯ[126]
В ПЕЩЕРНОЙ ОБИТЕЛИ