Странствие Кукши. За тридевять морей

– Что же ты не пьешь? – как-то чересчур громко спрашивает Оскольд. – За такого человека надо пить до дна! Сегодня ты могла остаться вдовой… нет, не вдовой – хуже, попросту ничем! А благодаря Кукше ты скоро станешь первой христианской княгиней в Киеве и наши с тобой потомки сделают Киев подобным Цареву городу! Так что пей до дна – за Кукшу и за свое счастье!

Если бы Вада и хотела ему угодить, ей это вряд ли удалось бы – в нее просто не поместится столько пива! Чтобы не сердить Оскольда, Вада отпивает еще немного. Впрочем, Оскольд и сам не спешит вылить в себя содержимое огромного рога. Он тоже делает всего лишь глоток. Правда, глоток немалый, стенки рога прозрачны и Вада видит, что пива в роге стало намного меньше.

Уже не в первый раз Оскольд говорит, что собирается сделать ее своей женой. Лучше умереть, чем это! Ей приходится молчать в ответ на его страшные посулы, чтобы не пробуждать в нем ярости, а ведь отмалчиваясь, не возражая, она как бы соглашается… стать его женой! Сейчас это снова повторяется. И когда она наконец ему все-таки откажет, он искренне сочтет себя обманутым!

– Зачем откладывать, – говорит Оскольд, берет у нее рог, выбрасывает оба рога за дверь, а дверь плотно затворяет.

«Вот оно!» – с ужасом думает Вада.

Оскольд влезает на лавку, под ним хрустит солома и скрипят плахи. У Вады на поясе нож… Оскольда ей все равно не убить, нечего и пытаться, но она убьет себя! Ее нож без труда найдет сдавленное ужасом и омерзением сердце… надежнее надавить обеими руками… Этот пьяный бык даже не догадается ей помешать. К сожалению, она уже не увидит, какое у него будет лицо, когда добыча ускользнет!

Вдруг Вада слышит Кукшин голос, который отчетливо произносит по-варяжски:

– Хаскульд, я убил Свана.

Оскольд и Вада одновременно поворачивают к нему головы, но Кукшины глаза по-прежнему закрыты. Тем не менее Оскольд слезает с лавки.

– Ты знаешь по-варяжски? – спрашивает он, протрезвевшими глазами глядя на Ваду.

– Нет! – испуганно отвечает Вада.

– Смотри! – говорит он с угрозой в голосе и, снова низко поклонившись притолоке, выходит из избы.

Вада лежит в оцепенении – так иногда озябший человек не решается пошевелиться, боясь, что станет еще холоднее. Узы безволия сковывают ее бесконечно долго – пока в Кукшином неразборчивом бормотании не проклевывается понятное слово «пить!» Она вскакивает и дает ему напиться из чашки с носиком. Всю ночь она лежит с ним рядом, задремывая и просыпаясь, чтобы дать ему воды или переменить на лбу влажное полотенце.

Так длится два дня. Вада следит, чтобы Кукша поменьше шевелился, если он слишком беспокоен, она гладит его, тихонько целует, а то и просто ласково, как с малым дитятей, разговаривает с ним.

Несмотря на усталость, Вада не хочет, чтобы кто-нибудь ее сменял, и объясняет себе это нежелание тем, что другие не будут так заботливы. И незачем посторонним слушать Кукшин бред. Даже по-варяжски. Словом, выхаживать Кукшу – ее дело, и чем меньше здесь будет топтаться народу, тем лучше. Но она позволяет служанкам приносить свежую воду и выносить ночную посудину.

На третий день ей кажется, что Кукше лучше, и она просит служанок сварить ему крепкого мясного отвара. Она не ошиблась – Кукша выпивает целую чашку. С этого часа здоровье начинает мало-помалу возвращаться к нему. Вада велит служанкам приносить плоды, непременно переспелые. Для больного, говорит она, особенно хороша груша, когда она течет, едва ее надкусишь.

С Кукшей уже можно разговаривать. Вада ощупывает сломанные ребра – Кукше почти не больно. Понемногу Вада пробует давать ему то, что едят здоровые, позволяет садиться. За ребра Вада не беспокоилась с самого начала, она знала, что ребра срастутся быстро, если Кукша не будет напрягаться и резко шевелиться. Ее тревожила Кукшина голова. Но и с головой, кажется, обошлось.

Теперь они часто разговаривают, рассказывают друг другу о себе, только Вада не позволяет ему говорить слишком долго, впрочем, он и сам скоро устает и, случается, замолкает на полуслове. Вада дивится, что человек за одну короткую жизнь успел столько всего повидать.

Однажды Вада вдруг говорит:

– Зря ты спас Оскольда.

Кукша глядит на нее с недоумением.

– Что тебе сделал Оскольд? – удивленно спрашивает он. – Почему ты желаешь ему смерти?

Вада не отвечает. Раз Кукша так говорит, значит, он ничего не слышал в ту ночь и про Свана сказал в бреду. А прежде у нее мелькала мысль, что он очнулся той ночью и сказал про Свана, чтобы спугнуть не в меру распалившегося Оскольда…

– Жаль, что у нас раньше не дошло до разговора об Оскольде, – говорит она. – Его все равно надо убить, а тут могло разрешиться само собой, без хлопот… Что ж, всего наперед не угадаешь!

Странно Кукше слушать такие речи, он не знает, что и отвечать, но ему приходит в голову, что, если бы он, как камень за пазухой, носил мысль погубить Оскольда, он все равно сперва спас бы его от тура и лишь потом стал думать об убийстве.

Неожиданно Вада говорит: