Странствие за Фарадоунами

Иногда из своего дупла в Старом Буке слетал вниз Уорригал, усаживался на толстой ветви в зарослях и толковал с мальчиком, а то и просто молча сидел рядом, и оба смотрели, как стелется снаружи пелена дождя; было что-то очень уютное и успокаивающее в том, чтобы сидеть в укрытии, когда снаружи всё один сплошной ливень. Когда дождь наконец прекращался и тяжелые черные тучи уходили, частенько выглядывало солнце, и Наб покидал заросли, чтобы побродить среди промокшего леса и порадоваться свежести, идущей от травы, кустов и деревьев. В рассеянных повсюду дождинках посверкивало солнце, и мысли Наба терялись в волшебном мире золотистых отражений и иcкрящегося серебристого хрусталя.

Холодные мартовские ветра продолжали дуть и в апреле, так растягивая зиму, что казалось, она продлится вечно, пока наконец однажды над полями не отозвался эхом крик кроншнепа, и при этом торжествующем трубном зове весны по всему лесу в предчувствии перемен затрепетали сердца. Вскоре появились ржанки, и в полях зазвучали их переливчатые трели. Птицы то прохаживались, гордо вертя великолепными хохлатыми головками, то порхали в воздухе, заявляя свои права на небо над полями. По мере того, как дни теплели, стали запевать свои характерные однотонные симфонии жаворонки, порой так высоко паря в синей вышине, что Наб еле мог разглядеть мелко трепещущую крохотную черную точку.

В один из этих весенних дней Наб впервые увидел своих сородичей. Он с закрытыми глазами сидел на потрясающе удобной травянистой кочке, слушая жаворонков и ощущая, как солнечное тепло наполняет тело энергией и жизнью, как вдруг его сбоку легонько шлепнули по лицу. Он открыл глаза и увидел скачущего туда-сюда перед ним Перрифута, с нахально торчащими стоймя ушами и весело сверкающими глазами.

— Привет, — сказал заяц. — Пойдем, прогуляемся?

Наб зевнул и потянулся.

— Я так нежился, пока не появился ты, — проговорил он и вдруг выбросил вперед руку, чтобы схватить зайца за ляжку, но Перрифут отпрыгнул в сторону, и рука промахнулась.

— Шустрее нужно, шустрее, — заявил он, и, пока Наб восстанавливал равновесие, сунулся вперед и еще раз передней лапой ловко шлепнул мальчика по щеке. — Пошли, это тебе пойдет на пользу — выгонит из костей хоть немного зимней скованности.

Наб согласился — при условии, что они прихватят с собой Брока. Оба отправились к логову. Наб встал на колени перед туннелем и позвал, потому что уже много сезонов миновало с тех пор, как он мог вползти в логово. Теперь там было только трое барсуков; два подростка покинули жилище и ушли в Ближний Лес, а других щенков после появления Наба уже не было. Брок считал, что это дело рук Лорда-эльфа — на это ему намекнул Уорригал, когда они разговорились как-то вечерком. Причина, сказал ему филин, в том, что так они с Тарой смогут все свои силы посвятить заботам о мальчике.

Покричав несколько раз и не услышав никакого отклика, Наб в конце концов углядел черный кончик носа и белые полосы на морде выбирающегося из туннеля барсука. Брок согласился пойти с ними на послеобеденную прогулку. Наб надергал пригоршню нежных молодых буковых листьев, которые только начали пробиваться, и принялся их жевать, пока вся троица пробиралась от логова к старому перелазу. Потом они зашагали вдоль дальней стороны ручья туда, где в насыпи посреди молодых берез устроил нору Руфус. Достигнув ограды на обратной стороне леса, они двинулись вдоль нее, и пришли к живой изгороди через все поле. Спускаясь к ручью, животные могли использовать изгородь для защиты от посторонних взглядов. Тут друзья решили сделать привал в тени большого ясеня и поглазеть на греющийся на весеннем солнце лес. Наб ушел побродить в одиночку, оставив других медитировать под деревом. Он спустился к зарослям рододендронов и молодых берез, пробрался через них и оказался на ковре из колокольчиков, который тянулся по лесной подстилке и заканчивался у огромных вязов.