Странствие за Фарадоунами

Оглянувшись назад, Наб увидел уркку, бегущих по пляжу. Фарайд был уже у скал, и Броку с Перрифутом, которые держались сразу за ним, пришлось притормозить, потому что от дождя скалы стали довольно скользкими. Наб и Бет, подбежав, помогли им, и очень скоро все оказались у кромки моря. Наб придерживал Бет за руку, пока она спускалась по скалистому откосу, чтобы взобраться на спину одного из ожидающих в воде тюленей. Затем он передал ей Перрифута и, подхватив Брока рукой, наполовину спустился, наполовину соскользнул вниз сам, и они с барсуком тоже благополучно очутились в море. Наконец в тот миг, когда уркку достигли скал, Фарайд спрыгнул вниз и с лёту уселся на своего тюленя, Эйнорта, названного в честь великого эльфийского воина. Шторм был слишком жесток, чтобы Уорригал рискнул лететь, поэтому он спорхнул вниз и присоединился к Фарайду. А затем тюлени хлестнули хвостами и были таковы. Они плыли, пробивая себе путь сквозь волны или перепрыгивая через их гребни. Седоки, закрыв глаза, изо всех сил цеплялись за «скакунов». Наб оглянулся, увидел уркку, стоящих на скалах с вытаращенными глазами и смутно расслышал обрывки криков сквозь шум ветра и моря. Шторм чересчур разгулялся, чтобы уркку отважились пуститься за зверями в своей лодке, и, когда Наб глянул снова, люди бежали обратно в пещеру.

Наб мало что видел впереди сквозь хлеставшие по лицу потоки дождя. Он опустил взгляд на Брока со слипшейся сосульками шерстью; барсук не пошевелил и мускулом с момента отплытия. Мальчик знал, о чем думает его друг. Им тоже владела лишь одна мысль: они бросили Сэма. Мысленным взором он все время видел, как тело бедного Сэма взлетает в воздух, и слышал жуткий шлепок, с которым оно упало на деревянный настил лодки. Наба раздирали вина и раскаяние; оглядываясь назад, он не мог постичь, как же все это случилось. Казалось, все произошло так быстро: в первое мгновение они были еще в пещере, а в следующее Сэм уже лежал бездыханный на берегу. Затем он вспомнил: Аурелон помешал им помочь Сэму, когда пес сражался с уркку; если бы он не остановил их, быть может, Сэм сейчас был бы с ними. Когда в голове Наба застучала эта мысль, а с пониманием накатила слабость, то внутри него стала подниматься волна горечи и злости на Аурелона и Ашгарота, Фарайда и Викнора, его «миссию» и все, что с ней связано, и он изо всех сил закричал, стремясь освободиться от бурлящих эмоций.

— Почему? — выкрикивал он в шторм раз за разом до мучительной боли в горле; но ветер вытягивал всю силу из его криков, и они, едва вылетев из его уст, тут же терялись в реве бури. Он впал в глубокую мрачную задумчивость. В последовавшие дни это ощущение гнева и предательства слегка приглушилось осознанием неотложности их миссии, но прошло долгое время, прежде чем Наб смог истинно постичь, почему Аурелон остановил их.

Путешествие через бушующее штормовое море оказалось одним из самых пугающих переживаний в жизни зверей. Дождь и ветер били по ним с устрашающей силой, будто пытаясь стащить со спин тюленей и утопить в море. Однако, казалось, какая-то иная сила удерживала их против их воли — ибо все они были так напуганы, подавлены и несчастны, что почти охотно сдались бы на милость шторма.

Наконец, целую вечность спустя, они завидели перед собой неясные очертания земли, и очень скоро тюлени сбавили ход на прибрежном участке, который с двух сторон частично прикрывали скальные выходы, так что волны здесь были не слишком высоки. Котики медленно подплыли к небольшой каменистой отмели, выступавшей в море, животные облегченно сползли с их спин и, пошатываясь, вышли на сушу. Было чудесно снова оказаться на твердой земле, но потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к мысли, что они больше не ныряют и не перекатываются через волны. Поначалу им с трудом удавалось сохранять равновесие, и они шатались и вертели головами, пытаясь держаться прямо при ходьбе по скальному выступу. Тюлени покачивались в воде и с любопытством глазели на них. Путники грустно попрощались с ними и последовали за Фарайдом по крутой тропе, почти совершенно залитой дождем, вдоль рискованных изгибов, которые шли вверх по скале к вершине мыса, где они остановились и повернулись к морю.

Ливень все не прекращался, и повсюду текли сотни маленьких струек и ручейков, но небо начало немного проясняться, и вдали на горизонте показались первые лучи того загадочного золотистого света, который всегда приходит вслед за штормом. Элгол еле виднелся, его очертания размывало дождем; животные не видели ни уркку, ни их лодки, потому что те находились на обращенной к морю стороне острова. Элгол будет вспоминаться им со смешанными чувствами — с огромным счастьем и страшной болью, ибо в их памяти остров всегда будет связан с Сэмом. Сейчас же они следили, как огромные волны набегают на остров и разбиваются, подымая огромные столбы брызг, а затем ливнем осыпаются на скалы. Животным казалось, что эти неистовые сине-зеленые буруны с зазубренными гребнями белой пены несут в себе весь гнев Ашгарота.