— Вы, должно быть, меня за дурака считаете, — обиделся Никодим, — а я только что вернулся от нее из Исакогорки и знаю, где госпожа NN, а вот это извольте прочесть.
И он протянул Лобачеву записку господина W. Лобачев взял ее, развернул, прочел и сказал:
— Да я ее уж, пожалуй, с месяц не видел и, право, точно не могу сказать, где она. Может быть, и в Исакогорке.
А записку господина W протянул Уокеру со словами:
— Что вы скажете?
Тот прочел ее, но не сказал ни слова.
Разговор возобновил Феоктист Селиверстович.
— Ничегошеньки я не знаю. А есть здесь, в Петербурге, старичок один, Яков Савельич…
— Якова Савельича я знаю, — прервал Никодим.
— Тем лучше. Так вот он, пожалуй, может вам сказать о вашей матушке что-нибудь. Ему всякие дела известны.
— Да вы-то откуда знаете Якова Савельича?
— Отчего же мне не знать? Якова Савельича все знают. К нему и обратитесь. Да будьте еще любезны объяснить мне, как это у себя приняла вас госпожа NN?
— Позвольте, — сказал Никодим, приподнимаясь с кресла, — какое же вам до этого дело?
— Да нет, вы меня не поняли. За ревнивого любовника, прошу вас, меня не принимайте. Вы вот меня о шкафах спрашивали — так это было совсем неинтересно, а госпожа NN куда интереснее, и стоит о ней поговорить. Только будучи человеком в женских делах весьма опытным, предупреждаю вас: вы ей не доверяйтесь.
— Позвольте, — еще раз возразил Никодим, — я считаю такой разговор совершенно неуместным.
Но Феоктист Селиверстович был глух. С кривой усмешкой и прежним свистом он продолжал, не внимая Никодиму:
— И напрасно кипятитесь. Отчего же не поговорить. Она дама обольстительная во всех отношениях, и с такими особами иметь дело всегда бывает приятно. Только вы, к сожалению, как я вас понимаю, немного зазнавшийся молодой человек. И не пришлось бы вам поэтому самому плакать. Знаете ли, за такими особочками мужчины всегда вьются — а вдруг да вы в чужой огород полезли и у вас найдется соперник подостойнее, например, меня многогрешного? А?
— Прошу прекратить этот бессмысленный разговор! — сказал Никодим в третий раз и уже резко.
— Подостойнее, подостойнее, — продолжал Лобачев, все еще не слушая Никодима.
Но в разговор вмешался Уокер. Голос его прозвучал ровно, повелительно и как бы из некоторого далека.
— Я тоже прошу прекратить этот разговор, так как, со своей стороны, не могу допустить, чтобы кто-либо выражался о госпоже NN неподобающе.
Все трое обменялись взглядами. Лобачев взглянул на Уокера сперва немного виновато, но затем презрительно и высокомерно; Никодим поглядел на Уокера благодарно, но встретился с глазами, полными такой злобы, что не мог не заметить ее, и растерялся: он не сразу понял, почему Уокер зол на него. Но через минуту, когда уже все трое перестали смотреть друг на друга, он вспомнил, что имя госпожи NN приходилось ему слышать и два года назад, причем произносилось оно обыкновенно в неразрывной связи с именем Арчибальда Уокера.
— Ах, вот что! — сказал себе Никодим и решительно поднялся с кресла. Оставаться долее в квартире Лобачева он не мог.
ГЛАВА XV
Потеря записки. — Какая была фабрика
Раскланявшись с Лобачевым и Уокером, но не подав руки ни тому, ни другому, Никодим вышел на улицу и тотчас же поехал к Якову Савельичу. Он, однако, не думал, что Яков Савельич может знать что-либо об Евгении Александровне, как уверял Лобачев, — даже напротив: Никодиму казалось, что Лобачев советовал обратиться к Якову Савельичу только затем, чтобы прекратить разговор.
Доехав до знакомого угла на Крестовском Острове, Никодим спрыгнул с конки и бегом направился к особняку Якова Савельича. У калитки его встретил Вавила и, не здороваясь, сказал Никодиму:
— А Яков Савельича дома нету.
В голосе Вавилы звучало нескрываемое торжество.
— А где же Яков Савельич?
— За границу уехали.
— За границу?
— Так точно — за границу. В Австралию, сказывали. И где эта Австралия — Бог ее знает.
"В Австралию", — повторил Никодим, повернулся и пошел прочь. С Крестовского Острова он поехал домой, думая по дороге: "И к чему все эти хождения и обходы: просто нужно съездить опять в имение, порыться в маминых письмах и тогда, никого не спрашивая, найдешь следы", — и вдруг вспомнил, что записку господина W он оставил в руках Уокера.
Побледнев сперва от этой мысли, он тут же, на ближайшей остановке, выбежал из вагона, пересел в другой и направился опять к Лобачеву.
Запыхавшись, вбежал он в квартиру Лобачева, как только успел отворить ему заспанный лобачевский слуга. Лобачев сидел за письменным столом и, оборотив голову, с удивлением взглянул на Никодима.
— Феоктист Селиверстович, — сказал Никодим, задыхаясь, — вы не можете ли мне сказать, где сейчас господин Уокер?
— Не знаю.
— Он мне нужен.
— Так что же?
— Где он живет? Или, может быть, он куда уехал?
— Не знаю. Какое мне дело до того, где живут и куда ездят разные…
— Позвольте. Господина Уокера я видел здесь у вас сегодня как вашего друга.
— Да что вам, собственно, нужно?
— Записку мою я оставил в руках господина Уокера.
— Ту самую, которую дали мне и которую я ему передал?
— Да, ту самую.