Странствия хирурга: Миссия пилигрима

— Монета отчеканена в Риме, в семнадцатом году до Рождества Христова. На ней изображен император Август в профиль. На обратной стороне выбита Триумфальная арка. — В словах Магистра звучала гордость, как если бы он сам чеканил монету. — Не знаю, кто бросил ее в железный тазик Энано. Ясно одно: либо он не имел представления, какой это раритет, либо сделал это по ошибке. Теперь это уже не важно, спокойно берите монету.

— Да, пожалуйста, возьмите ее, я прошу вас, — поддержал друга Витус.

— Уй-уй, хватай, пульсодав!

Шамуша сделал вид, что покоряется судьбе:

— Тогда мне, пожалуй, не остается ничего другого. — С нескрываемой радостью он уложил свою ценность в коробочку с пилюлями и упрятал в сумку, а затем произнес с серьезным и решительным видом: — Теперь я, к сожалению, должен распрощаться с вами: меня ждет еще пара пациентов. При сегодняшней жаре они нуждаются в моем особом внимании. Желаю вам, Витус из Камподиоса, скорейшего выздоровления. Для меня было большой удачей познакомиться с вами. — Он кивнул как бы в подтверждение своих слов. — Это, разумеется, относится ко всем трем господам. Аллах воинствующий и хитроумный да пребудет с вами!

С этими словами доктор Салих Шамуша, сын Махмуда Шамуши, араб, мусульманин и филантроп, покинул пристанище трех друзей.

— Уф, я должен для начала сесть, — закряхтел Магистр, когда за ним закрылась дверь. — После сегодняшнего выступления на площади я словно выжатый лимон. Надо же, в такое пекло Шамуша добровольно наносит визиты больным. Редкий человек! Почти святой. Я же чувствую себя куда более земным существом. С каким бы наслаждением я сделал сейчас глоток прохладного галисийского вина. Придет час — и мы покинем этот город. Венеция и Падуя ждут нас. Как ты считаешь, Витус, твоя нога уже способна на подвиги?

— Да, Магистр. Думаю, вполне. Место перелома зудит, это хороший знак. Завтра поедем. Я сгораю от нетерпения поделиться тем, что узнал о чуме, с лучшими врачами. Любопытно, возлагают ли они такие же большие надежды на имбирь как на лекарственное средство?

— Уй-уй, монет куща, — воскликнул горбун, который тем временем отделил деньги от камней и с довольным видом ссыпал их в амфору. — Вот пойдем в шамовощную, хощу жеванины похавать!

Магистр застонал:

— Еда! Как ты можешь в такую адскую жару думать о еде, Энано? Мне кусок не полезет в рот.

— Если Энано голоден, пусть сходит в трактир и купит немного пшена и баранины, — вмешался Витус. — Мы ведь можем поесть позже, когда станет прохладнее. Но прежде всего нам нужна свежая вода из колодца. Пить в жару даже важнее, чем есть. Я принесу. Надо тренировать ногу.

Витус был уже в дверях, когда дорогу ему неожиданно преградила молодая женщина в чадре. Она стояла перед ним, скромно потупив взор.

— Гоп-ля! Я тебя чуть не сбил с ног! — вырвалось у него. — Надеюсь, ничего не случилось?

— Нет, господин. — Голос женщины был звонким и нежным. — Мне жаль, если я помешала тебе. Я должна передать тебе записку. Вот, возьми. — Она протянула Витусу сложенный, сладко благоухающий розовой водой листок бумаги.

— Вот это да! Кто же мог написать мне письмо? — Витус развязал ленточку.

— Прочти, тогда и узнаешь, господин.

— Спасибо. — Витус вернулся в дом, чтобы изучить послание. Оно было от некой Амины Эфсанех. Дама, представившаяся женой купца, утверждала, что страдает английской болезнью. Узнав, что он врач и к тому же прибыл из островной северной империи, она просит нанести ей визит. Внакладе он не останется.

Витус снова сложил записку. Что-то в ней было не так, он только не мог понять, что именно. Утверждение, что он как англичанин должен лучше разбираться в тонкостях английской болезни, звучало довольно убедительно. У этой болезни было много названий. Врачи называли Cupiditas sudoris,то есть «склонность к потению», или рахит. В Европе она встречалась повсюду, и никто не знал, почему ее называли именно английской болезнью. Быть может, потому, что впервые ее симптомы были замечены в Англии. Болезнь начиналась с приступов лихорадки и постепенно высасывала из человека все соки. Никто не знал ее истинной причины, однако в медицинских трудах можно было прочесть, что здоровая, не слишком жирная пища и свежий воздух часто творили чудеса.

Что же настораживало его? Если не содержание послания, то, быть может, почерк писавшей? Он был прямым и своенравным, манящим и отталкивающим одновременно. От букв словно веяло затаенной тревогой.

— Кто это тебе пишет? — поинтересовался Магистр.

— Жена одного купца. Просит моей помощи как врача.

Маленький ученый недоверчиво прищурился:

— Что?! Здесь, в Танжере? Откуда эта дама вообще тебя знает? И откуда ей известно, что ты врач?

— Понятия не имею. Она пишет, что якобы слышала, будто я врач. Может, доктор Шамуша входит в круг ее знакомых и что-нибудь рассказывал обо мне?

— Если она знает Шамушу, почему бы ей не обратиться к нему?

— Не знаю и знать не желаю. Что-то в этой истории дразнит мое любопытство. Думаю, я навещу эту даму. Только сначала посмотрю соответствующее место в книге «О болезнях».

— А как же твоя нога?