Странствия по двум мирам

Венеция – великий город мира. Ни один из городов не покидал я с такой грустью, за исключением Флоренции и, разумеется, Санлукара. Здесь на многочисленных островах живет семьдесят тысяч душ, а на пристанях и каналах ни один язык не останется непонятым, ибо сюда приплывают корабли из всех краев. Таким был в свое время Константинополь и даже превосходил Венецию по своему населению, числу дворцов, бурлящей жизни и славе, хотя трудно представить себе, что такое возможно. Семьдесят церквей насчитывается в этом городе, из коих я был вынужден удовлетвориться одной, но зато самой величественной из всех. Это базилика Святого Марка, расположенная на главной площади, рядом с морем. Пять ее куполов напоминают пять солнц, ибо покрыты золотом, и издалека кажется, что они восстают из воды. Апсиды украшены мозаикой с изображениями святых, выполненной также в золотых и голубых тонах. Говорят, что под алтарем хранятся мощи апостола Марка, перевезенные венецианцами из Александрии. Над главным входом высятся четыре огромных бронзовых коня, которых удалось вывезти из Константинополя и таким образом спасти, ибо если бы не это, то сегодня бы их не существовало.

Если бы я умел передать тебе все те чувства, что охватили меня при виде этого собора! Отсюда, от этой славной площади на берегу моря, говорил я себе, некогда отплыл мой отец в свое злополучное путешествие. Как раз вчера, на борту нашего корабля, один рыцарь с большим почтением расспрашивал меня об отце, и я невольно задумался над тем, о чем ты не велишь мне думать. Я знаю, что вряд ли доберусь живым до Константинополя; но даже если мне повезет и даже если турки действительно предали тело отца земле, то едва ли я отыщу его могилу, ведь с тех пор минуло двадцать лет. Однако тяжело жить на свете, не ведая, где покоится человек, завещавший тебе честь, имя и шпагу. От матери, по крайней мере, осталась могила, она неподалеку от мавританского квартала…

Тафур оторвался от письма и вздохнул. Над его головой застучали башмаки юнг, разносивших похлебку матросам. Маркус настоял на том, чтобы ужин Тафуру доставили в каюту, ибо начался дождь. Нетронутая миска до сих пор стояла рядом с ночным столиком.

Он вновь открыл глаза. Оказывается, он опустил перо на бумагу, и теперь на ней расплывалось большое чернильное пятно. Придется переписывать эту страницу.