Странствия по двум мирам

Они направились к скиту по берегу ручья. Часовенка была такая маленькая, что они едва уместились перед иконой Пресвятой Девы Эгейской, даже встав на колени и прижавшись друг к другу плечами. Тафур взглянул на чудотворный лик и сложил руки для молитвы. Потом снова посмотрел на икону, и глаза Пресвятой Девы встретились с его глазами, как будто Она услышала его мысли. Он стиснул зубы и снова приготовился к молитве, но так и не сумел присоединиться к брату Бернату, невнятно читавшему «Верую». Прекрасный лик Пресвятой Девы казался смуглым из-за тусклого света, отбрасываемого свечами и закрывающего икону в позолоченном окладе. У Нее были большие глаза, черные и грустные, как у Кармен или у местных девушек. Ни капли голубого или синего. У выхода из часовни они обнаружили чистую корзину, в которой лежала коврига хлеба и кувшин вина. Они направились в сторону луга, и тут им повстречался маленький старичок, шедший по тропинке из монастыря. Бернат поздоровался с ним на греческом языке и встал на колени, прося благословить. Старичок осенил его крестным знамением, обернулся к Тафуру, который также преклонил перед ним колени, и уже занес над ним руку, как вдруг остановился. У Тафура мелькнула мысль попросить монаха исповедать его. Однако его грехи были слишком многочисленны и разнообразны, чтобы можно было объяснить их знаками. А если священник не понимает, в чем ему исповедуются, такому покаянию грош цена.

Калогер произнес несколько слов на греческом. Брат Бернат выступил в роли переводчика:

– Отец Лакатос спрашивает, куда вы держите путь.

Тафур ответил, что направляется на Родос. И почувствовал укор совести, заметив разочарование на лице монаха. Старичок вздохнул, благословил его и, прежде чем продолжить свой путь, обронил несколько фраз.

– Что он сказал на прощанье, брат Бернат?

Тот выглядел смущенным.

– Он сказал, чтобы вы опасались лжи и обмана. Или лгунов и обманщиков. Не знаю, правильно ли я понял, ваша милость.

Они уселись на берегу ручья и молча подкрепились. Брат Бернат предложил спуститься вниз по другому склону, где можно будет полюбоваться открывающимися видами, и Тафур, который не мог избавиться от тревожных мыслей, понурившись, последовал за ним. На пути к Родосу лежала призрачная земля под названием Кандия, где знаменитый Дедал построил свой лабиринт. А неподалеку высился над морем утес, куда античные богини позвали Париса, чтобы он выбрал из них самую прекрасную. И он выбрал Афродиту – греческую Венеру.

* * *

Марсилио Фичино приподнял голову над столом. В дверь кабинета постучали. Это был его паж Амброзио.

– Получено донесение, синьор. Оно прислано из Равенны, но я подумал, что вы все равно захотите его прочесть.

– Спасибо, Амброзио. Ты правильно сделал.

Паж оставил письмо и с поклоном удалился. Фичино подождал, пока за ним захлопнется дверь, после чего взял в руки донесение и сломал сургучную печать. Он рассчитывал, что вести будут поступать к нему через Венецию. Хотя что может быть естественнее? Равенна, город, отвоеванный Велизарием, столица экзархата, самый дальний бастион Восточной империи в древней Италии… Последний экзарх воротился в Византию более семи веков назад, но на улицах и в базиликах, под апсидой великолепной церкви Сан-Витале, еще не выветрился дух Византии. Рыцарям-иоаннитам свойственна ностальгия, даже тем, кто признает неумолимый ход времени. К тому же послание из Равенны возбудит меньше подозрений, несмотря на то, что корабли, следующие с Корфу, заходят и в этот порт. Брат Бернат Сальвадор – умный человек.

Он еще раз перечитал строки донесения, чтобы лучше сохранить их в памяти, и поднес листок к пламени свечи. Когда бумага вспыхнула, каноник бросил ее в жаровню. Потом откинулся на спинку стула и взглянул на развернутый на столе пергамент. Значит, испанский путешественник продолжает свой путь.

Он хорошо запомнил тот день, когда старый Козимо прислал за ним карету, – он жил тогда в Монтевеккьо. Пока они ехали по холмистой равнине, он обдумывал, как будет объяснять, почему до сих пор не закончил перевод первого тома Платоновых сочинений. Да потому, что целый год у него ушел на то, чтобы восстановить манускрипты. Новый заказ был для него полной неожиданностью.

– Отложите все, что делали до сих пор, – распорядился Козимо. – Европа может подождать с Платоном, особенно теперь, когда с Востока вернулся учитель его учителей.

Фичино испугался, что ртутная настойка перестала действовать. Он знал, что не вылечит таким образом Козимо, но ему удалось облегчить с ее помощью – а также с помощью красного вина и примочек – течение болезни. Из-за подагры в организме старейшего из Медичи застаивалась черная желчь. Поэтому он часто впадал в гнев и раздражительность и, возможно, был уже близок к безумию. В тот день Козимо впервые продемонстрировал Фичино драгоценные пергаменты. Вот только подлинные ли они?