Странствия с моим гуру

Машина стояла на прежнем месте, и мальчишки, зажатые толпой, спали, опершись на колеса. Я щедро им заплатил.

— Наконец-то, — вздохнула жена, — Неужели у тебя ни на грош нет характера, чтобы сказать им «нет» и вовремя вернуться домой. Ведь не должен же ты был высиживать там до конца… Ну что ты так смотришь на меня? По крайней мере расскажи, как ты развлекался.

Прямо в халате она уселась на кухонный табурет. Я пил вынутую из холодильника воду. Подробно рассказывал ей обо всем, припомнил и собственную свадьбу, когда коллеги советовали мне повесить на пояс револьвер, чтобы потом можно было сказать, что невеста шла под венец по принуждению, и расторгнуть брак. Наивные, как будто для этого нужен револьвер.

…Дошел и до истории со скорпионами.

— Чепуха, — сказала жена, — это уж ты придумал.

Вдруг она поджала ноги и с отвращением закрыла лицо руками.

У нас над головой по самому краю плоского плафона лампы разгуливал огромный скорпион. Он выгибал брюшко с ядовитым жалом, приподымался и снова полз дальше. Я ясно видел его тень на стене.

— А ты никогда не веришь, что со мной случаются необыкновенные истории… Видишь, он пришел свидетелем.

Задрав голову, я подошел к лампе. К счастью, это был не скорпион, просто какое-то насекомое с длинным подвижным брюшком. Оно пробралось через портьеры, привлеченное ярким светом. Лампа увеличивала его тень на стене. Когда я приподнял руку, насекомое улетело во мрак.

— Куда он упал? Осторожно! — вскрикнула жена.

— Он у меня в руке, — я показал ей сжатый кулак, — хочешь посмотреть?

— Нет, нет! Я уже верю тебе! Убей его!

— Нет, я пущу его к соседям, тем сикхам, которые ломают наши цветы.

Я вышел на веранду и с минуту вдыхал влажную тишину ночи. Было прохладно, даже цикады не играли. Когда я вернулся в комнату, жена сказала:

— Все-таки я никогда не уверена в тебе. Черт знает, что может выползти у тебя из рукава. Иди уж спать. Скажи только, ты выпустил его достаточно далеко от дома?

СВЯТОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ

Не знаю, то ли у меня так шумит в голове, то ли это вибрирует установка для кондиционирования воздуха, которая несет в комнату холодок, смешанный с запахом масла, пыли и тухлятины.

Пар, оседающий в бачке, конденсируется и постепенно стекает набухающими каплями.

Сидящий на парапете черный дрозд внимательно следит за каплями и, изнывая от жажды, скребет желтым клювом по стеклу, пытаясь смочить себе горло. Так и не наученный опытом, он повторяет это движение сотни раз. Надежда на близкую воду позволяет ему оставаться на самом солнцепеке. Он переступает с ножки на ножку, потому что камни обжигают их, и, раскрыв клюв, тяжело дышит.

Ему придется потерпеть, пока мы не закончим работу в посольстве. Тогда садовник достанет резиновый шланг и начнет поливать газоны. К нему слетятся стаи птиц. Они не будут бояться, что струя воды их заденет, и смело бросятся в радужные брызги, чтобы наконец утолить жажду.

На пепельном небе солнца, собственно говоря, не видно, но дышать нечем. У каждого из нас странная раздражительность, каждую минуту вспыхивают ссоры. Воздух насыщен электричеством. Дверная ручка, до которой я дотронулся, стрельнула искрой. С сухим треском отклеиваются бумаги, и даже пыль на столе собирается в овальные пласты, как опилки в магнитном поле.

Отрывистый телефонный звонок.

— Бери машину и приезжай, — слышу я неясный голос моего Гуру. — То, что я тебе покажу, более красноречиво, чем вся статистика!.. Только поспеши, а то надвигается буря.

— А что там происходит?

— Делят землю.

Воздух с привкусом пепла совершенно застыл, и быстрая езда не освежала. Даже поднятая пыль оседала сразу же. Движения на улицах почти нет, все жители поукрывались в тени. Продавцы не расхваливали товар, а только обмахивали вспотевшие лица полами расстегнутых рубах.

Моего Гуру я застал за чашкой горячего кофе. Он тотчас же подозвал босоногого кельнера в накрахмаленном тюрбане и заказал кофе и для меня.

— Выпей. Это больше утоляет жажду, чем мороженое.

— Что там произошло?

— Вчера прошел слух, что городская управа разрешила временное заселение пустых холмов за свалками… Ты понимаешь, что это значит? Есть место, где можно сколотить шалаш, домик… Место, куда можно возвращаться на ночь, где можно растянуться и никто тебя не прогонит, где ты никому не мешаешь… Собственное. Собственное… Перестаешь быть бродягой, который встречает всегда отказ, когда просит о работе, о помощи, о поддержке, потому что он не здешний, потому что пришел сюда, вместо того чтобы смиренно подыхать там, где его родила мать, в своем селе. Быть привязанным к земле, быть отсюда — это надежда на организованную помощь, на первенство в получении работы при строительстве дорог, при насыпке дамб на Джамне. Понимаешь, можно, наконец, почувствовать себя человеком, а не сухим листом, увлекаемым ветром.

— И это правда?

Гуру посмотрел на меня большими, спокойными глазами и печально улыбнулся.