Странствия Шута (ЛП)

– Какой смысл лгать тебе? Шут, ты выглядишь ужасно. Это разбивает мне сердце, видеть тебя таким. Единственное, что я могу предложить в утешение себе и тебе, - это то, что если ты будешь хорошо питаться, отдыхать и накапливать силы, твое здоровье пойдет на поправку. Когда ты станешь сильнее, я надеюсь при помощи Скилла подтолкнуть твое тело к самоисцелению. Это наше единственное успокоение. Но это потребует времени. И нашего терпения. Спешка не принесет нам ничего хорошего.

– У меня нет времени, Фитц. Точнее, есть. У меня есть время для того, чтобы поправиться, или время для того, умереть. Но где-то, я уверен, есть сын, которого нужно найти, прежде чем его обнаружат Служители Белых. Каждый день, каждый час я боюсь, что они уже завладели им. И каждый день и каждый час я помню о том, что далеко отсюда сотни душ по-прежнему находятся в плену. Может показаться, что это никак не связано с нами, Баккипом и Шестью Герцогствами, но это не так. Когда Служители используют их, они думают об этом не больше, чем мы, когда запираем кур или сворачиваем шеи кроликам. Они плодят их, чтобы получить новые пророчества, и потом используют эти пророчества, чтобы стать всеведущими.  Если рождается ребенок, который не может ходить или почти слепой, их это совершенно не беспокоит. Если они бледные и видят пророческие сны, это все, что волнует Служителей. Они распространяют свою власть даже сюда, провоцируя события, которые покоряют время и целый мир их воле. Их нужно остановить, Фитц. Мы должны вернуться в Клеррес и убить их. Мы должны сделать это.

Я сказал то, что считал правильным:

– Нам нужно решать проблемы по мере их поступления, друг мой. Не стоит браться за все сразу.

Он уставился на меня невидящим взглядом, словно я сказал ему самую жестокую вещь в мире. Потом его подбородок задрожал, он уронил голову на свои больные руки и заплакал.

Я ощутил острое раздражение, а затем, тут же, глубокую вину за это чувство. Он сильно страдал. Я знал это. Как я мог чувствовать раздражение по отношению к нему, если я точно знал, что он испытывал? Разве я не проходил через это? Неужели я забыл о том времени, когда пережитое в темницах Регала накрывало меня словно волной, стирающей все, что было хорошего и безопасного в моей жизни, и отбрасывало меня в объятия хаоса и боли?

Нет. Я пытался забыть это, и в последние годы мне почти удалось. И моя досада на Шута на самом деле была не досадой, а сильной тревогой.

– Пожалуйста. Не заставляй меня вспоминать это.

Я вдруг понял, что сказал предательские слова вслух. Его единственным ответом был еще более горький плач, похожий на безнадежный плач ребенка, который никак не может найти для себя утешение и успокоиться. И нельзя было утолить эти страдания, потому что он горевал о тех временах, которые он не мог вернуть, и о себе – таком, каким он не будет больше никогда.

– Слезами ничего не изменишь, - сказал я и тут же подумал, зачем надо было произносить эти бесполезные слова. Я и хотел обнять его, и боялся. Боялся, того, что прикосновения напугают его, и, еще сильнее, того, что это приблизит меня к его страданиям и заставит вспомнить о собственных. Но все же я сделал три шага вокруг стола. – Шут. Здесь ты в безопасности. Я знаю, что сейчас ты не можешь поверить в это, но все кончено. И ты в безопасности. – Я погладил его волосы, грубые и неровные, словно шкура больной собаки, и притянул его ближе, прислонив его голову к своей груди. Его руки, похожие на птичьи лапки, поднялись и стиснули мое запястье, и он прижался ко мне еще теснее. Я дал ему время поплакать. Это было единственное, чем я мог сейчас ему помочь. Я вспомнил, что хотел сказать ему, что мне придется оставить его на несколько дней, чтобы забрать Пчелку.

Я не мог. Не сейчас.

Постепенно он успокоился, слезы иссякли, лишь дыхание оставалось дрожащим. Через некоторое время он нерешительно погладил мою руку и сказал:

– Думаю, я в порядке.

– Нет. Но ты будешь в порядке.

– О, Фитц, - сказал он, отстраняясь от меня. Он сел по возможности прямо, закашлялся, потом хрипло спросил. – Что с твоим сообщением? Слуга сказал, что оно важное.

- О, и важное, и нет. Королева выразила желание, чтобы мы нарядились в лучшее платье для последнего вечера Зимнего Праздника, и это значит, мне нужно съездить в Баккип кое-что прикупить.

Я нахмурился, осознав, что мне придется ехать как лорду Фелдспару в его ужасающем одеянии. Но только не в тех туфлях. О, нет. Я не пойду по ледяным булыжникам в этих туфлях.

 - Что ж. Тогда тебе стоит уже идти.