Странствия Шута

Я распластался по земле, мои лапы накрывают нос, глаза ничего не видят из-за дыма. Роющий звук не прекращается, а потом что-то хватает меня. Я тявкаю и сопротивляюсь, но что-то крепко держит мою переднюю лапу и тащит меня из логова.

От моей матери осталась лишь шкура и окровавленное тело, отброшенное в сторону. Мой брат в ужасе съежился на дне клетки, стоящей на телеге. Они швыряют меня рядом с ним, а затем вытаскивают тело моей сестры. Они в ярости оттого, что она умерла, и пинают ее, будто их гнев способен заставить ее почувствовать боль. Затем, жалуясь на холод и сгущающиеся сумерки, они сдирают с нее шкуру и швыряют ее к шкуре моей матери. Двое мужчин взбираются на телегу и подгоняют своего мула, обсуждая выручку, которую волчата принесут на собачьих боях. Окровавленные шкуры моей матери и сестры заполняют мой нос зловонием смерти.

Это только начало пытки длиною в жизнь. Иногда нас кормят, а иногда нет. У нас нет укрытия от дождя. Единственный источник тепла – это наши тела, когда мы прижимаемся друг к другу. Мой брат, отощавший от глистов, умирает в яме, куда его бросили, чтобы раззадорить бойцовых собак. И вот я остаюсь один. Меня кормят отбросами и объедками или вообще ничем. Мои лапы болят оттого, что я скребу клетку, когти трескаются, а мышцы ноют из-за заточения в тесноте. Меня бьют и тыкают палками, чтобы заставить бросаться на прутья, которые я не могу сломать. Рядом с моей клеткой они обсуждают планы продать меня в бойцовские ямы. Я слышу слова, но не понимаю их.

Нет, слова я понимал. Я дернулся и проснулся, на секунду все показалось мне неправильным и чужим. Дрожа, я сжался в комок, мой мех исчез, осталась лишь голая кожа, а ноги были согнуты под неестественным углом и чем-то опутаны. Мои чувства были притуплены так, словно меня запихнули в мешок. Вокруг пахло теми ненавистными существами. Я оскалил зубы и, рыча, вырвался из своих пут.

Даже после того, как я приземлился на пол, стащив за собой одеяло, и тело подтвердило, что я и в самом деле один из тех ненавистных людей, я смотрел на темную комнату в замешательстве. По ощущениям уже наступило утро, но подо мной были вовсе не гладкие дубовые доски пола моей спальни, и пахла комната по-другому. Я медленно поднялся на ноги, пытаясь привыкнуть к темноте. Напрягая зрение, я уловил мигание маленьких красных глаз и сообразил, что это тлеющие угли. В камине.

Пока я нащупывал к нему путь через комнату, мир вокруг меня встал на место. Старая комната Чейда в Оленьем замке выплыла из темноты, когда я поворошил угли и добавил к ним несколько деревяшек. В оцепенении я нашел несколько новых свечей и зажег их, пробудив к жизни вечно царившие в этой комнате сумерки. Я осматривался вокруг, позволяя моей жизни меня нагнать. Я решил, что ночь прошла, и что за пределами толстых стен, лишенных окон, начался день. Ужасные события предыдущего дня – как я чуть не убил Шута, как оставил своего ребенка на попечение людей, которым не доверял, и как чрезмерно истощил Скиллом Риддла, чтобы доставить Шута в Баккип – промчались через меня, как сметающая все на своем пути волна. Все это смешалось с захлестнувшими меня воспоминаниями о вечерах и ночах, которые я провел в этих лишенных окон покоях, изучая навыки и секреты ремесла королевского убийцы.