Странствия убийцы

В долю секунды я понял все это, и понял также, что Браунди долго не продержится. Он уже был не так ловок, и сжимавшие топор руки слабели с каждой секундой. Каждый вдох был пыткой для его пересохшего горла. Он был старым человеком и знал, что, даже если ему и дочерям удастся уцелеть в этой битве, Бернс все равно будет захвачен пиратами.

Сердце мое разрывалось при виде его отчаяния, но он все-таки сделал один невозможный шаг вперед и опустил свой топор, покончив с молодым человеком. В то мгновение, когда его топор погрузился в грудь врага, второй пират шагнул вперед, воспользовавшись секундной паузой, и вонзил меч в грудь Браунди. Вслед за умирающим противником старик упал на пол, на окровавленные ступени замка.

Целерити, занятая собственным врагом, резко повернулась, услышав крик отчаяния своей сестры. Пират, с которым она сражалась, воспользовался предоставившейся возможностью. Тяжелый пиратский меч ударил по ее легкому клинку и выбил оружие у нее из рук. Она отступила от его свирепо-восторженной улыбки, отвернулась от собственной смерти как раз вовремя, чтобы увидеть, как убийца ее отца схватил Браунди за волосы, собираясь отрезать ему голову в качестве трофея.

Я не мог этого вынести.

Я протянул руку за выпавшим у Браунди топором и схватил его скользкую от крови рукоятку, как будто это была рука старого друга. Он казался странно тяжелым, но я взмахнул им и отбил удар своего противника с такой силой, что собственный меч ударил его в лицо. Баррич бы мог гордиться мной. Я слегка содрогнулся, когда услышал, как разошлись под ударом лицевые кости. Но у меня не было времени задумываться об этом. Я прыгнул вперед и с силой ударил топором по руке человека, собиравшегося отрубить голову моего отца. Топор зазвенел о каменные плиты пола, и я вздрогнул от отдачи. Кровь брызнула на меня, когда меч Веры ударил по плечу ее противника. Он возвышался надо мной, так что я бросился вперед и покатился кувырком, когда мой топор вспорол его живот. Он поднял свой клинок и, схватившись за рану, упал.

Потом в нашем крошечном пузырьке битвы наступил момент полной неподвижности. Вера смотрела на меня с удивлением, которое быстро сменилось триумфом и почти невыносимой болью.

– Мы не можем позволить им забрать тела, – заявила она внезапно и вскинула голову. Ее короткие волосы разлетелись, как грива боевого жеребца. – Солдаты Бернса, ко мне! – воскликнула она, и нельзя было не подчиниться ее приказу.

Я посмотрел на Веру. Мое зрение затуманилось, сдвоилось. В моем замутненном сознании Целерити говорила своей сестре:

– Многие лета герцогине Бернса! – Я заметил, какими взглядами они при этом обменялись. Ни одна из них не надеялась пережить этот день. Потом кучка воинов Бернса вырвалась из битвы, чтобы присоединиться к ним.

– Мой отец и моя сестра. Унесите их тела! – приказала Вера двоим. – Остальные ко мне.

Целерити с удивлением посмотрела на тяжелый топор в своих руках и нагнулась, чтобы поднять привычный легкий клинок.

– Здесь, мы нужны здесь! – крикнула Вера, и Целерити побежала к ней, чтобы дать бойцам отступить.

Я смотрел, как уходит Целерити, женщина, которую я не любил, но которую всегда буду уважать. Всем своим сердцем я хотел пойти с ней, но не мог удержать перед глазами эту сцену. Все стало темным и смутным. Кто-то схватил меня.

Это было глупо. Голос в моем сознании был таким довольным. Уилл, в отчаянии подумал я, и сердце мое упало.

Нет. Но вполне мог бы быть и он. Ты становишься небрежным в отношении своей защиты, Фитц. Ты не можешь себе этого позволить. Как бы они нас ни звали, ты должен быть осторожен. Верити толкнул меня, и я снова ощутил собственную плоть.

– Но вы же это делаете, – возразил я и услышал только слабый звук собственного голоса. Я открыл глаза. За единственным окном было темно. Я не знал, прошли ли мгновения или часы. Я только был безмерно благодарен за то, что остается еще время для сна, потому что меня охватила страшная усталость и я был ни на что не способен.

Проснувшись следующим утром, я был совершенно дезориентирован. Я очень давно не просыпался в постели, не говоря уже о запахе собственного чистого тела. Я заставил себя сфокусировать взгляд на сучках в потолочной балке. Через некоторое время я понял, что нахожусь в трактире, недалеко от Тредфорда – и Регала. Почти в ту же секунду я вспомнил о гибели герцога Браунди. Сердце заколотилось у меня в груди. Я зажмурился, защищаясь от воспоминания об этой битве, и почувствовал, как в голове начинает стучать молот боли. На одно мгновение я обвинил во всем этом Регала. Это он был причиной трагедии, разбившей мое сердце и оставившей меня дрожащим и ослабевшим. В то самое утро, когда я надеялся проснуться сильным, освеженным и готовым убивать, я едва мог собраться с силами, чтобы повернуться на другой бок.