- Прогневался на нас, за что-то, Шейх моря,- убежденно говорил Синдбад,-Я думал, он нас сразу потопит, а он, слава Аллаху, дал нам время, чтобы вымолить прощение.
С этим никто не спорил, странно было другое: никто не, мог даже предположить, чем вызван гнев.
- И вроде жертвы мы ему дали в начале пути,- продолжал теряться в догадках Синдбад.- Неужто ему мало?..
- Может, и мало,- молвил Мечислав.- Он, видать, за то на нас гневается, что мы его за последнее не отблагодарили - ведь он нас к острову со смертью Кощеевой привел и назад уйти с него позволил. Когда впервые в море выходили, такого уговора - про остров - промеж нас еще не было...
- А ведь и верно! - Синдбад хлопнул его по плечу.- Ну, что скажете?
Мореход победно оглянулся, но в трюме царило молчание. Матросы молились Аллаху, косясь на капитана и пассажиров, Гаральд упоенно молился Пресвятой Деве и всем святым, которых помнил, Буян напряженно раздумывал. Когда Синдбад заговорил о новой жертве Шейху моря, он встрепенулся.
- А и то! - выдохнул он,- И как я сам не сообразил! Новая жертва!
- Да как же это? - подал голос Властимир.- Ведь мы не по торговым делам путешествуем, товаров нет при нас, барыша тоже никакого. С чего нам с ним делиться? Вот путь окончим, тогда и о жертве подумать надо будет...
- Еретики вы, а не язычники,- процедил Гаральд, осеняя себя крестным знамением.- Господь гневается на нас за что-то, а вы о торговле помышляете... О душе бы подумали немного! Душа бессмертна!..
Он собирался еще много говорить, но Буян вскочил на ноги.
- Я знаю, что делать надобно! - выпалил он.- Верно, что Водяник морской с нас жертвы требует. Верно и то, что с жиру он бесится, смерти нам желая. Вспомнил я сейчас об одном случае, что с дедом моим приключился. Синдбад, прикажи спустить на воду доску да привязать ее к борту той веревкой, что в моем тороке при седле найдешь,- и никакой иной!
Не прибавив и слова, Буян полез доставать гусли. Мечислав подобрался ближе.
- Ты к Водянику пойдешь? - шепнул он.
- Угадал.- Буян взлохматил его вихры,- К нему, родимому! Отошедший позвать матросов Синдбад подошел со свернутой веревкой:
- Эта?
- Она самая.- Гусляр бросил на нее косой взгляд, настраивая гусли.- Как привяжете да доску на воду спустите, так меня позовите!
Пожимая плечами над странностями славян, Синдбад ушел. Было ему от чего теряться в догадках - веревка на вид была самая обычная, только чуть зеленоватая, словно с подплесенью. Но Мечислав, когда капитан ушел тронул гусляра за локоть: - Крапивная?
- Она самая,- кивнул Буян.- Простую волны по приказу Водяника вмиг порвут, а из сушеной крапивы сплетенную никаким чарам не одолеть!
- Боишься?
- Боюсь.
- Так чего ж идешь ты тогда? Буян встал, оправляя рубаху:
- Водяник обидчив и злопамятен. Коли не задобрить его чем, вовек не умилостивится. А нам еще по морям не один день ходить - чует мое сердце.
Словно подтверждая слова гусляра, новая волна ударила в борт так, что он чуть не упал.
Буян вышел на палубу. По доскам катились пенные валы. Корабль начинало раскачивать из стороны в сторону. Крапивная веревка, оказавшаяся довольно-таки длинной, лежала, как змея, у ног Синдбада, который обеими руками судорожно цеплялся за борт. От него не отходили несколько матросов и Мечислав. Все в упор смотрели на подходящего гусляра, который нарочно вел себя так, словно шел на свидание к возлюбленной.
Но когда он подошел к борту, молодецкая улыбка исчезла с его лица. Он окинул долгим пристальным взглядом море и небо, скользнул глазами по людям, что ждали его слов и дела, и поманил к себе Мечислава.
- Ежели что - останешься за старшего,
шепнул он юноше на ухо.- Сын волхва все же... Ларец храни пуще жизни, князя не оставляй, с пути нашего не сходи... Три дня меня не будет,помолчав, добавил он,- сходи вниз, попрощайся за меня с Властимиром. Коль не вернусь - жене моей весть отнеси... Исполнишь?
Мечислав переменился в лице, но склонил голову:
- Исполню...
На прощанье сжав плечи юноши, Буян быстро вскочил на борт.
- Погодь бушевать, Водяник морской, Владыка Подводный! - крикнул он.- А то не дождешься того, чего требуешь!
Буян никогда не думал, что под водой так красиво. Однажды, мальчишкой, он тонул в Ильмене у затонов. Тогда в миг, который человек всегда понимает как последний, он вроде как увидел вглуби низкий, приземистый дом и садик вокруг него, а по садику не то рыбы, не то люди с рыбьей кожей бродят. Одна девушка, почти нагая, ежели не считать накидки из чешуи, уже протянула к нему руку, но потом что-то углядела в его глазах и гневно махнула..: 'Тотчас волна ударила его в грудь и вынесла на берег Чернавы-рёчки. Буян на всю жизнь запомнил тогда глаза родителей и самое главное - бабки, тоже Чернавы. Она смотрела на него так, словно ее внук оказался оборотнем, но отец махнул на это рукой.
Лишь теперь Буян понимал, что такого углядела в этом знамении его бабка. Он не чувствовал, что находится под водой - телу и верно было мокро, но он не задыхался.