Странствование Филиппа Ефремова в Киргизской Степи, Бухарии, Хиве, Персии, Тибете и Индии и возвращение его оттуда чрез Англию в Россию

Дорогою гнали наших вместе с Ефремовым около тридцати человек; зима в то время была весьма холодная, от чего от голоду в дороге многие померли. Астраханский армянин, именем Айваз, по русски Иван, не оставлял г. Ефремова, кормил его, а иногда сажал на лошадь и верблюда даже до самого пограничного бухарского города Варданзы 2 . Там он расстался с ним, поехав в столичный город Бухару. Ефремов оставлен был в Варданзе в доме купившего его бухарца; вскоре потом приехал за ним есаул от Гафур хожи, у коего был он только месяц и после того подарен тестю его Даниар беку. Новый хозяин Ефремова был в Бухарии довольно полновластен и назывался аталыком, то есть владетелем; он имел четырех жен и шесть наложниц калмычек и персиянок, им купленных, и от всех вообще жен и наложниц десять сынов и десять дочерей. Аталык сей, будем говорить далее словами самого г. Ефремова, определил меня к своей ордине или серали, в коей заключались его жены и наложницы, стражем; в звании сем был я до самого того времени, пока мог довольно хорошо разуметь и говорить на их языке. После сего пожаловал он меня дабашею, то есть капралом, и [184] поручил мне начальство над 10 человеками, что отправлял я, по-видимому, к его удовольствию.

Однажды аталык прислал за мною своего служителя: я тотчас к нему явился. Он объявил мне о приехавшем из России мулле Ирназаре и дал прочитать привезенное им письмо. Увидя на оном титул Всемилостивейшей Государыни Императрицы, я заплакал от радости. Аталык спросил меня, что это за бумага; пашпорт, отвечал я, данный сему мулле для беспрепятственного проезда чрез места, под державою России находящиеся. Для чего же у сего пашпорта приложена печать внизу, а не наверху, спросил он меня далее; я отвечал, что титул Российской Государыни пишут в заглавии, а печать прикладывают внизу для того, что титул значит более, нежели печать. Неправда, говорил аталык; сие делается потому, что Россия пред нами унижается: ибо мы магометане, исповедыватели истинной веры. Вопрошая с угрозами о причине слез моих и получив в ответ, от радости при виде письма российского, он уговаривал меня потом принять магометанский закон и обещал за сие содержать тоща у себя в милости. Не получив от меня оное согласие, вскоре после того приказал мучить.

Мучение со мною отправлялось следующим образом: положив в большое деревянное корыто с пуд соли, налили в оное горячей воды; когда же соль разошлась и вода остыла, тогда связав меня в утку, всунули в рот деревянную палку и, повалив на спину в корыто, лили мне в рот соленую воду. От такого мучения чрез день умирают, но меня хотели спасти и для того после каждого мучения, продолжавшегося с час, давали пить топленого овечьего сала по три чашки, из коих каждая величиною с нашу полоскательницу; сие вбирает в себя всю соль и очищает живот верхом и низом. После того, положив в котел пшеничную муку, поджаривали оную, мешали с водою и овечьим топленым салом и варили жидко. Сею саламатою 3 поили меня, дабы оставить в живых. Три дня я был так мучим. Аталык, видя свое мучение, со мною делаемое, тщетным, убеждал по крайней мере в верной службе дать присягу, которую я по необходимости, наружно, а не внутренне, и учинил.

После сего аталык пожаловал меня пензибашею, или прапорщиком, и препоручил в команду 50 человек. С сего времени я находился в действительной его службе, был во многих походах, видел тамошние города и узнал дороги. Вскоре нашел в караван-сарае армянина, спасшего меня [185] от смерти во время пути моего чрез киргизскую степь, познакомился с ним короче, жил дружно по самый отъезд его и проводил оного при сем случае до пограничного городка Каракулу, где с ним и распрощался.

Быв однажды с войском под городом Самаркандом, с большою для жизни моей опасностию и получением раны взял я на сражении в плен одного самархандца. Аталык за сие пожаловал меня езбашею, то есть капитаном, землею, с коей собиралось в год доходу до 300 тамошних червонных, и дал в команду 100 человек, между коими находилось 20 человек русских.

Потом с сыном его Шамрат беком послан я был в Персию к городу Мавру; всего войска у нас было тогда около 2000 человек. Мы отправились к городу Каракула, до коего был один день езды, а от оного до реки Аму три дня; дорога песчаная, по реке довольно много камышу, а отчасти и мелкого тальнику; самая река шириною с версту, местами менее и не весьма глубока. За сим были в городке Чаржуй, бухарского же владения; в нем прежде жительство имели трухменцы, после чего он опустошен. Дорога отсюда идет песчаная, по горам кустарники растения соксоуль, которое не очень толсто, дрова оного горят жарко; много попадается полыни, местами поделаны колодцы. От Чаржуя до города Мавр расстояния шесть дней езды. Шамрат бек, проиграл сражение, обратился в бегство, причем померло в войске много людей и пало немалое количество лошадей.