Страшен путь на Ошхамахо

В миг свой смертельный
Такого же нарта, как я,
Положу себе в изголовье —
Эту клятву свою, погибая,
Не забыл Озырмес,
Истекающий кровью.
Вот могучий кумыкский герой
К нему подскакал,
Желая скорее прикончить.
Но успел наш герой стрелу
Из своего бедра пронзенного вырвать,
Наложить на тугую тетиву
И врагу прямо в сердце направить,
И грозный низвергнулся всадник,
А Озырмес подтащил его тело,
В изголовье себе пристроил,
И с белого света сошел
Озырмес Ешаноко.

Песня за песней, одно громкое имя за другим:

Сбитый с гнедого коня,
За палисад прорвавшись,
Вровень с конным бьется
Храбрейший Тузаров Саральп.
Чей обычай копье искрошить
О вражьи доспехи!
«Эй! Кто со мною? — кричит, —
В сердце врага,
Как змеиное жало,
Пусть каждый вопьется!
А на того, кто отступит,
Рубаху труса натянем,
Тот, кто останется,
Пусть под женским подолом сидит!»

Эта песня словно послужила сигналом для начала игры в «шу-лес», где происходит сражение пеших с конными. Несколько всадников пытаются с налета преодолеть высокий плетень и подавить сопротивление пеших, обороняющих «крепость». Конные вооружены плетьми, пешие — древками копий пли просто палками. Удары по рукам, ногам, а то и по особо горячим головам сыплются направо и налево. Крики, топот копыт, лошадиное ржание — все как в настоящей драке. Кое-кто и ранения получает настоящие. Всадника, прорвавшегося за плетень и пытающеюся оттеснить конем защитников «крепости», стараются вытащить из седла, сбросить па землю и таким образом вывести из игры. А наш знакомый Шот (уже, наверное, потрудившийся у котла) сумел свалить одного из всадников вместе с конем.

Сконфуженный не меньше своего седока жеребец быстро вскочил на ноги и умчался на самый край выгона. А хозяин коня — им оказался тщедушный Тутук — с трудом поднялся с земли и, сильно прихрамывая, отошел в сторону.

— Ну что, мой могучий пелуан? — хохотал довольный Шот. — Запах жаркого или звуки музыки, а?

Тутук добродушно усмехнулся, пересиливая боль:

— Ничего, мой маленький друг, впереди еще и другие состязания. Как, интересно, ты покажешь себя на скачках?

— Ха! Да никак! Вот если устроить скачки наоборот — чтоб лошади верхом на джигитах ехали, там бы я себя показал!

— И верно, малыш, равных бы тебе не было! — согласился Тутук.

На другом конце выгона толпа молодежи окружила высокий, обильно смазанный жиром столб, на самом верху которого была прикреплена доска с разными соблазнительными приманками. Тут и подкинжальные ножи, и женские серебряные пояса, и красивые чаши, и «ряболицые из Крыма» — наперстки, и богато отделанные газыри, а с самого края доски, куда труднее всего было бы дотянуться, висели на тонком ремешке сафьяновые тляхстены и шапка — настоящий бухарский каракуль. Да, не поскупился и здесь добрый пши Кургоко!

Юноши и подростки один за другим бросались к столбу и карабкались вверх. Успех сопутствовал каждому в разной мере, точнее, до разной высоты, но конечный результат долгое время был одни и тот же — под дружный хохот и язвительные замечания толпы ретивые молодцы неизменно соскальзывали на землю. Наконец одному из парней удалось добраться до самой доски, он потянулся рукой

— тут все увидели его черную, измазанную в золе ладонь (вот хитер, балагур!) — и сумел ухватить самый близкий приз — женскую шапочку, расшитую бисером. Затем, не удержавшись, он стремительно съехал вниз — без сил, но с победой! Свою добычу он тут же вручил стоявшей ближе всех к нему девушке. Она улыбнулась парню и отступила от столба подальше: следующий подарок пусть достанется уже не ей.

Скоро с призовой доски исчезло все, что предназначалось для девушек, затем и мужские «игрушки», и только тляхстены с шапкой оставались недосягаемыми — уж чересчур далеко надо было за ними тянуться.

Со стороны княжеского подворья раздался пронзительный голос «крикуна» — глашатая:

— Эй, маржа! [160] Слушайте все! Настал час, когда лучшие из тех, кто с достоинством носит черкеску и проводит в седле больше времени, чем под крышей своего дома, будут соперничать в стрельбе, в скачках и искусстве рукопашной схватки! Расступитесь, люди, по краям поля, освободите место для благородных состязаний. А все, кто имеет коня, оружие, даже простые землепашцы, могут участвовать в игрищах и оспаривать почетную награду — драгоценный румский панцирь! Так решил наш больший князь Кургоко! Хвала ему!