Страшная дорога свободной личности

Модель Аткинсона подхватывает Фрейд. В работе «Тотем и табу» он объясняет таким коллективным отцеубийством появление тотемного животного и табу на инцест. Тотем — это определенное животное, которому племя оказывает специальное поклонение, с которым считает себя родственно связанным и по имени которого называет себя. Идея Фрейда в том, что священное тотемное животное, которое в племени запрещено убивать под угрозой страшной кары, представляет собой в мышлении первобытного человека убитого отца, против которого ранее коллективно восстали его сыновья. Чтобы установить более совершенный порядок, который основан на равенстве сыновей, чтобы не допустить падения племени в «дурную бесконечность» отцеубийства, необходим мощнейший запрет на две вещи — кровосмесительный секс, который создает конкуренцию между братьями за «ближайших» женщин, и само по себе отцеубийство. Первое есть табу на инцест, второе — табу на умерщвление тотемного животного. С этих двух табу «начинается нравственность людей», полагает Фрейд. «Братьям, если они хотели жить вместе, не оставалось ничего другого, как, быть может, преодолеть сильные непорядки, установить инцестуозный запрет, благодаря которому все они одновременно отказались от желанных женщин, ради которых они прежде всего и устранили отца», — пишет он.

При всей важности темы становления табу, которую я не имею возможности рассматривать здесь подробно, хотелось бы сосредоточить внимание на не менее важном обстоятельстве. Выдвигая совершенно иную гипотезу относительно периода, предшествующего матриархату, чем гипотеза Бахофена, Аткинсон, а вслед за ним Фрейд приводят далее этот период к тому же матриархату Бахофена. Важно, что именно женщина у Аткинсона примиряет братьев-отцеубийц. Лафарг, ссылаясь на шотландского антрополога, пишет: «Аткинсон, живший среди полинезийских племен, приписывает женщине прекращение кровосмесительных отношений между матерями и сыном, отцом и дочерью, многочисленные примеры которых сообщают нам религиозные легенды всех народов». Фрейд же, завершая описание того положения, которое возникло после формирования двух табу, говорит, что оно, должно быть, составляло «зародыш открытого Васhоfen’ом матриархального права».

Эта универсальность гипотезы о матриархате, по-видимому, связана не только с научными данными и мифологическим материалом, но и с логикой самого антропогенеза.

В цикле статей «О коммунизме и марксизме» политолог, лидер движения «Суть времени» Сергей Кургинян пишет об осуществившемся по не до конца понятной причине беспрецедентном скачке «от первобытного стада, зоологического объединения, к родовой общине, человеческому обществу». В связи с этим он подчеркивает важнейшее значение так называемой неолитической революции. Неолитическая революция определяется как переход от присваивающего хозяйства к производящему — то есть от охоты и собирательства к земледелию и скотоводству. И хотя ключевые события, выражающие становление человечности, произошли гораздо раньше, еще в эпоху верхнего палеолита, — это появление орудий с деревянными рукоятями, захоронений, магических ритуалов тотемического характера, изготовление фигурок из глины и применение красок для наскальной живописи — все же именно неолитическая революция является началом цивилизации в современном смысле. По мысли Бахофена, земледелие было обеспечено существованием того строя, который он называет гинекократией и который по описанию чрезвычайно близок к аналогичному строю у Моргана и Лафарга.

Сергей Кургинян цитирует крупного советского этнолога Юрия Семенова, который пытается осмыслить, как возникло человечество. Ссылаясь на Ленина, Семенов называет первой формой существования подлинно человеческого общества «первобытную коммуну». Он пишет: «Под первобытной коммуной В. И. Ленин понимал родовую коммуну, род, что именно родовое общество он рассматривал как первую форму подлинно человеческого общества, пришедшую на смену первобытному стаду».

На основании рассмотренного нами, есть основания полагать, что формирование родовой коммуны и формирование материнского права — это один и тот же процесс. Причем при различных представлениях о периоде, предшествовавшем материнскому праву, каковы представления Бахофена и Дарвина — Аткинсона, их, безусловно, объединяет то, что женщина в этот период оказывается в социальной роли гетеры, жертвы мужского насилия.

Бахофен, напомню, называет этот период первоначальным «матриархатом Афродиты» и «гетеризмом». И соотносит изменение роли женщины при переходе от «первого» матриархата ко «второму» с изменением роли земли и ее порождений. Вот что он пишет по этому поводу: