Страшная дорога свободной личности

Именно это и составляет главный предмет поиска самого Эволы — как восстановить андрогинат через эротическую практику. В главном замысел Эволы полностью совпадает с замыслом Вейнингера, который призывал «дать полное существование духовному человеку» через прекращение продолжения рода. Разница лишь в том, что Вейнингер как выразитель пуританской морали предлагает реализовать это через полное подавление эротической сферы. Эвола как неонацистский эзотерик — через полное отделение эротической практики от продолжения рода и превращение ее в инструмент очень специфической и зловещей духовно-психологической трансформации человека, связанной с «возвращением» женского начала «назад» в мужское.

Давая описание этим началам, он отсылает к Аристотелю, который в работе «О происхождении животных» говорит: «Во вселенной природу земли считают обыкновенно женской и матерью; небо же, солнце и другие предметы подобного рода именуют родителями и отцами». Аристотель указывает, что нужно рассматривать «мужское — как заключающее в себе начало движения и возникновения, женское — как материальное начало». Это перекликается с существенным для философии Аристотеля понятием «неподвижного двигателя» или «перводвигателя», который пробуждает все происходящие движения, преобразует материю.

Развивая это, Эвола отмечает: «Форма имеет в себе силу определять, осуществлять принципы движения, развития, становления; материя — среда и средство любого развития, чистая и неопределенная возможность, субстанция, „вещь в себе“, которая, чтобы стать чем-то, должна быть возбуждена и пробуждена к становлению. Греческое слово, обозначающее материю, — υλη, не относится ни к органической, ни вообще к физической ее части; трудно определимое современным мышлением, оно в данном контексте намекает на таинственную, неуловимую, бездонную сущность, которая и есть и не есть, чистую возможность „природы“ уже как становления и развития».

Пробуждая «материю» к движению, «форма», то есть мужское, привносит в «текущий» природный мир «неотмирный» порядок. Неотмирный — потому, что в земной природе его нет, он имеет как бы космический характер. Мужское в высоком воплощении связывается с Аполлоном — богом света, олицетворяющим Солнце, имеющим второе имя Феб — «сияющий», «лучезарный». Оно связано со сверхчувственным. На Востоке, в Индии, символическую роль бога Аполлона как носителя «мужского принципа» исполняет бог Шива, который описывается как чистое, неизменное, лишенное атрибутов всепроникающее трансцендентное сознание. При этом главным и чрезвычайно распространенным символом Шивы является лингам, то есть его божественный фаллос, в котором почитается трансцендентная порождающая сила.

Женское начало в его предельном виде — это первоматерия, способная воспринять любую форму, не повреждаясь в своих последних глубинах. Ключ к уразумению женского — символизм Вод и изменчиво-лунная природа. Влажность, текучесть воды отражает способность принимать любую форму. Лунность связана с неясно-переменчивой природой женских эмоций и предрасположенностей. Еще один символ — бездна. Он воплощает ужас, внушаемый бездонной глубиной женского.

Далее Эвола отмечает, что женское — это субстанция, «сотканная из желания» (таков перевод слова kamino, которым называют женщину в Индии). «Женщина всегда и всюду остается kamini, субстанцией сексуальности. Всё остальное для нее — периферия сознания, в глубине своей она живет сексом, думает о сексе, сама и есть секс», — пишет Эвола. По природе женщины более жалостливы, чем мужчины, но и более жестоки: «Если их „спустить с цепи“, они необузданны как в любви-сострадании, так и в совершенно звериной, разрушительной жестокости».

Во взаимодействии с мужчиной эта женская сущность направлена на поглощение его «трансцендентной мужественности», того внеприродного, неотмирного элемента, который «мужское» вносит в земную природу.

Эвола пишет, что в доорфический период — эпоху вероятного матриархата — существовали как общественные культы, так и мистерии, в которых получали посвящение только женщины, и никогда — мужчины. При этих посвящениях «превосходство и верховенство дионисической женщины заключалось в ее поведении в отношении фаллоса, который она возбуждала, а затем отсекала и поедала, что означало повреждение и слом „космического мужского“». То же самое перекочевало затем в Древний Рим — в вакханалии, оргиастические празднества в честь бога Вакха, а также в мистерии Кибелы.

Эвола делает вывод о демонизме женского начала, который заключается в том, что «соприкосновение с сотканной из желаний субстанцией женского» лишает мужчину «магической мужественности», выражающейся в его трансцендентной направленности.