Страшная Эдда

Гудрун проснулась оттого, что чья-то мягкая рука погладила её по щеке. Она открыла глаза. Полог шатра был наполовину раздвинут, и внутрь пробивался ранний утренний свет. Невольницы спали как убитые; в лучах восходящего солнца Гудрун не сразу разглядела стоящую перед ней женщину, которой здесь раньше не было.

– Как тебя уходили, солнце моё⁸, – с сожалением сказала незнакомка, глядя на неё из-под распущенных русых волос. Лицо её, сколько могла разглядеть Гудрун, было молодое и румяное, и одета она была всего лишь в накидку из двух светлых полотен, сколотых золотыми брошами на плечах, даже без пояса. Но браслетов и ожерелий на ней было не меньше, чем на жене любого конунга.

Гудрун вдруг догадалась, кто это. Охваченная пугливой радостью, она подскочила и встала на колени.

– Нет времени любезничать, – тихо произнесла Фригг. – Слушай меня внимательно. Я собираюсь тебе помочь.

– Слушаю, богиня, – покорно ответила Гудрун. Фригг уселась на подушку напротив неё.

– Откровенно говоря, твои братья мне никогда не нравились. Не думай, что я вмешиваюсь из-за них. Но Атли вёл себя бесчестно, и ты имеешь полное право отомстить, после всего, что он с тобой сделал. Подлость спускать нельзя.

Она придвинулась ближе и заглянула в лицо Гудрун. Глаза у неё были ясные, зелёные и отражающие солнечный свет.

– Сегодня он поедет на охоту. Я сделаю так, что ему попадётся медведица с двумя медвежатами. Предложи ему пирога с медвежатиной. Ведь ты хотела угостить его пирогом, так?

– Я поняла, богиня, – прошептала Гудрун, просияв. Она пошарила, отыскала бусы из цветного стекла и золотых шариков и протянула их Фригг.

– Прошу тебя, не откажись от моего подарка. Это лучшее, что у меня есть.

Фригг кивнула и надела бусы себе на шею. Затем с молчаливой улыбкой поднялась на ноги и выскользнула из шатра.

Преодолев оцепенение, Гудрун выглянула наружу. Там никого не было, кроме привязанных коней.

– Понятно, – с какой-то непостижимой усмешкой проговорила она, сжав кулаки. – Будет ему пирог с медвежатиной.

Ближе к вечеру Атли вернулся с охоты. Добычу Гудрун увидела сразу, ещё издали.

– А посмотри-ка, что у меня, – сказал князь, привстав в седле. – Посреди поля застигли – зачем они туда вылезли, одни боги знают.

– Медведи! – воскликнула Гудрун. – Лучше бы ты их не привозил, – опечаленно добавила она, – теперь я ещё больше тоскую по дому.

– Что с тобой такое? – благодушно спросил Атли. После удачной охоты у него было хорошее настроение.

– Я вспомнила пирог с медвежатиной. Я пекла его для Сигурда…

Голос её задрожал. Гудрун ничего не знала об актёрском искусстве Ромеи, но игра её была выдержана безупречно. На самом деле, живя с Сигурдом, она не пекла никаких пирогов – она была настолько избалована, что единственная домашняя работа, которой она занималась, это вышивание гладью.

Ставка на ревность оказалась безошибочной.

– Так испеки его для меня, – ответил Атли. – Кто тебе мешает? Сигурд умер, и ты его всё равно не вернёшь.

– Хорошо, – подавленно отозвалась она, – дай сюда медвежат. Молодое мясо в пироге хорошо.

Никто не видел, что делала Гудрун в последующее время. Но ближе к вечеру, когда воины отдыхали в шатрах, она появилась на пустоши, где рабыни месили тесто на плоских камнях, готовясь печь лепёшки к ужину. В руках её был мешок из конской шкуры.

– Князь велел приготовить пирог из тех медвежат, которых он привёз с охоты, – объявила она. – Он хочет, чтобы пирог подали на ужин.

– Поздновато, – сказала одна из рабынь, – мы не успеем их разделать.

– Не беда, – ответила Гудрун, – я сама их уже разделала.

Она передала рабыням мешок.

– Ты в ужасе, хранитель; ты не хочешь дальше смотреть этот сон. Ты встряхиваешь головой, чтобы поскорее проснуться. Ты оправдываешься тем, что уже слышал эту историю. Но, если ты не трус, ты должен увидеть всё до конца. Ведь эта история ничем не хуже любой другой – разве тем, что её рассказывают уже две тысячи лет.

– Славный пирог, – пьяно проговорил Атли, обращаясь к Гудрун, но из обязательности пощипывая Эльфриду, которую держал за талию. – Сама-то почему не ешь?

Его обычная сдержанность куда-то девалась в этот вечер; начал он с кумыса, потом перешёл на белое и красное вино. Воинов и слуг он вскоре выпроводил, оставшись с Гудрун и несколькими наложницами. С него сняли кафтан и сапожки; ворот рубахи у него был развязан, смуглое лицо блестело от пота.

– А вот я сейчас возьму да повалю Эльфриду при тебе, – забахвалился Атли. – Ну, скажи, чего сидишь совой? По Сигурде своём соскучилась?

– А если и по нём? – хрустя сплетёнными пальцами, произнесла Гудрун. Атли, сам того не подозревая, помог ей.

– Ну-ну, – прикрыв один глаз, усмехнулся он. – Был Сигурд, да вышел весь! Сожгли твоего Сигурда и курган насыпали сверху. Или ждёшь, что он явится к тебе ночью?

– А он уже приходил, – суховатым тоном отозвалась Гудрун. Теперь, после гибели братьев, не имело смысла держать это в тайне, и она постаралась уязвить Атли. Князь посмотрел на неё замутнённым взглядом. Эльфрида выскользнула из-под его руки и устроилась чуть в стороне, подозрительно поглядывая на обоих.