— Ну, что смотрите, почему встали? Время веселиться! Давайте, начинайте! Ночь коротка, а чего ради мы остались на вершине, как не ради этого?.. Пляски, песни, обряды! Не теряйте времени из-за происшествия. Клариссу я успокою сама, а вы, боюсь, сейчас ей не нужны. Давайте же!
В её тоне, несмотря на звонкое натужное веселье, было столько железа, что все подчинились безоговорочно. Женщины разбрелись. Этель молча шла вперёд, уводя Клариссу туда, куда свет костров не мог дотянуться, и ночь не распылялась мерцающими стайками искр.
— Сядь, — приказала она, указав на полусгнившее бревно. Кларисса села. Жёсткая кора врезалась в кожу. Она ждала слов наставницы, которая разглядывала её голую спину. Сама Кларисса чувствовала только саднящую боль под обеими лопатками.
— Скажи мне, — сухо произнесла Этель, — ну зачем ты всегда всё делаешь не так, как надо?
Кларисса виновато опустила голову, поскребывая ногтем кору бревна. Сейчас с Этель лучше не пререкаться. И потом, она и вправду виновата…
— Ты превзошла этой ночью все мыслимое. Сначала не захотела усыпить домочадцев. Затем в который раз отправилась в вольный полёт, хотя я предупреждала. Но то, что ты выкинула тут, не лезет ни в какие рамки. Ты понимаешь, какую глупость сделала, дурочка? Твоя глупенькая головка может переварить, что своей выходкой ты подставляла всех нас под огромную опасность? Наш Повелитель могуч, Он не терпит неповиновения. То, что Он пощадил тебя — редчайшее исключение. Он мог бы уничтожить всех нас в мгновенье ока за твою шалость.
Кларисса сама не понимала, что толкало её на то, что она делала. Все эти пляски и поклонения на горной вершине ей не нравились. Она была в диком восторге, когда три года назад — подумать, так целая вечность — ей сказали, что в ней есть тайные силы… что она может делать вещи, неподвластные остальным. Это было здорово, а главное, помогало скрашивать унылое существование. Но эти гнетущие обязанности — скрывать свой дар от всех, поклоняться какому-то Повелителю, о котором она не имела ни малейшего понятия, тайно творить пакости окружающим — раздражали и вызывали недоумение. Так же было с Хелен. И если прятаться было необходимо, чтобы не попасться, то к другим двум правилам Кларисса относилась с пренебрежением (а Хелен, поди, ко всем трём).
— Я больше не буду, — тихо сказала Кларисса, глядя мимо лица Этель. Возле костров опять собирались круги. Начинались игры, песни, танцы. И бесконечные бахвальные рассказы о собственных злодеяниях, от которых уши сворачивались в трубочку.
— Наш дар не от Бога, девочка, если ты этого ещё не поняла. Твой род давно ходит под чужим властителем. Ты, верно, слышала о своей прабабушке?
Кларисса кивнула. Разумеется, она наслышалась. Большинство ведьм до сих пор воспринимали её исключительно как правнучку Огненной Милены. Имя колдуньи произносили с трепетом.
— И правильно. Ты должна её знать и почитать. Милена была великой колдуньей, как и её прапрабабушка Марион. Поэтому на тебя тоже возлагают большие надежды. В тебе сила их обеих, которая передаётся в семье от старшей женщины к младшей. У некоторых сила не прорезается — у твоей матери, например. Но в тебе есть этот кочующий колдовской огонёк в жилах. И он был зажжён когда-то вовсе не покровителем святош, а вечным его противником, нашим Хозяином. Ты принадлежишь Ему, как бы ни пыталась извернуться. Твоя душа принадлежит Ему… а если Он захочет, то разум и тело тоже. Ты видела, как это бывает.
Кларисса содрогнулась от неприятного воспоминания. Прошлой осенью это произошло, здесь, в этом месте… Её потом две недели мучили кошмары, но она тогда и подумать не могла, что такое когда-то может произойти с ней. Иногда перед сном в душу закрадывалась холодящая мысль, что такое, видимо, проделывают с самыми молодыми, а они с Хелен после той девушки были младше всех… но нет, успокаивала она себя, этого не будет. Лучше не оживлять в памяти жуткие события, а накрыться одеялом, крепко сомкнуть веки и вслушиваться в шёпот леса за стенами хижины.
— Вот так, — устало закончила Этель и села на бревно рядом с Клариссой. — Так что свои детские шалости оставь при себе. В следующий раз миг, когда ты не захочешь покориться воле Повелителя, может стать для тебя последним.
— Я поняла, — сказала Кларисса, зябко поёживаясь. Жар прошёл, и вдали от костров без одежды стало холодно. Она с тоской подумала о платье, которое осталось лежать в ворохе облачений. Тело покрылось гусиной кожей, только область лопаток продолжала пылать, будто туда приложили тёплую монету. Она чуть не вскрикнула, когда почувствовала осторожное касание ладони Этель.
— Что там?
— Печать, — ответила Этель.
Кларисса нервно сглотнула:
— Печать?
Этель продемонстрировала ей кисть с растопыренными пальцами.
— Эта ладонь гораздо больше, чем моя. Он пометил тебя, но, мне кажется, это простой синяк. Через пару недель пройдёт. Тебе действительно повезло. Я сначала подумала — да и многие из нас подумали — что это несмываемая метка.
— У меня на спине… — Кларисса почувствовала, как горло свело сухой судорогой, — … следы ладоней?