Страшная Мария

— Жди смотри! А не дождешься тут — из церкви украду, так и знай! — Иван перепрыгнул через плетень, исчез в переулке.

Марька сходила домой, надела праздничный полусак, сказала матери:

— На крыльце пока постою. Голова что-то раскалывается.

Мать глянула на нее обеспокоенно: не свалилась бы совсем девка.

— Иди, дитятко, иди. От этой колготни у меня самой будто толкунцы в глазах кружатся. Катеринушка, ты бы тоже вышла…

На крыльце на правах подружки Катерина принялась утешать Марьку:

— Брось страдать-то, лица на тебе нету. Знаю, Ванюху жалко, да теперь его не вернешь. А Семка — жених завидный. Ей-богу, я и все наши девки тебе завидуем.

Время шло, а Иван не появлялся. Еще немного промедления — сам сказочный конек-горбунок не выручит.

Зазвенели, залились бубенцы в конце улицы. У Марьки подскочило сердце: Ванюшка, однако, мчится! И сразу упало: нет, Семка катит со стороны Борщовского хутора. Вон уже показался вороной рысак во главе целого свадебного поезда.

Сбежать одной, укрыться у кого-нибудь в деревне? Все равно найдут, ворвутся силой, уволокут связанную. Тогда без венца увезет Семка к себе в дом. По деревенскому обычаю, если сбежала невеста, надо одолеть ее, а потом уж покорной овечкой вести под венец. Иначе позор, мужиком считать перестанут.

Вся похолодев, метала Марька взгляд от улицы, от разукрашенного лентами свадебного поезда к пригону, где обещал появиться Иван.

Вот уже из дому вывалилась вся родня, протопала мимо Марьки к воротам. Вот уже у ворот разыгралось шутливое торжище. Ближняя и дальняя родня невесты, прежде чем впустить жениха и его родичей в ограду, запрашивала с них выкуп. Старались кто во что горазд. Запрашивали всякую скотину, хозяйственный инвентарь, другие заядлые выдумщики — чуть ли не птичье молоко. Но прежде всего требовали «беленькую с красной головкой» да ярую таежную медовуху. Борщовская родня не скупилась. По кругу бойко ходили чарка и ковшик.

Жених, пообещав тестю с тещей оговоренных коней, телку и десяток овец; гордо прошел в ограду. Неумолимо приближался страшный миг, когда Марька под руку с ним должна сделать первый невозвратный шаг в борщовскую семью.

И тут она увидела, как через плетень у пригона перемахнул из переулка Иван. Ее бросило в жар, не помня себя она кинулась к нему навстречу.

Увидев, как устремилась с крыльца невеста, как пылает ее лицо, решил Семка, что, запунцовевшая от волнения, она спешит к нему. Жила опаска, что девка ударится в слезы, что под венец пойдет как из-под палки. А тут — вот тебе раз! — сама поспешает к жениху. Лицо у него расплылось в самодовольной улыбке. Оглянулся на толпившихся у ворот мужиков и баб, парней и девок. Только хотел сказать: «Видите, как меня привечает невестонька?», — Марька шмыгнула мимо него, что есть духу бросилась к пригону. Иван подхватил ее на бегу, перебросил через плетень, одним махом перескочил сам.

— Садись скорей!

Она торопливо оглянулась по сторонам: куда садиться? Ни ожидаемого рысака «порезвее борщовского», ни даже плохонькой клячонки в переулке не было.

— Да сюда… Живей!

Марька увидела возле своих ног длинный лоток. Она не успела сообразить, как и зачем тот оказался здесь, куда и далеко ли они смогут умчаться на этом лотке от погони, как Иван подхватил ее, усадил. Потом, упершись ей в спину, разогнал лоток под гору, на ходу сам сел.

Семка никак не ожидал, что Марька побежит к пригону. Проводил ее недоуменным взглядом: «Что с девкой стряслось?»

Но когда увидел Ивана, от удивления и страха даже челюсть отвисла. «С неба, что ли, свалился? Или с каторги, варнак, убег?» — принеслось в голове. Не сразу до Красавчика дошло, что Марька намерена бежать с Иваном.

Вся толпа хлынула от ворот в ограду. Это сразу вернуло Семке уверенность. Он шагнул за Марькой, чтобы на правах законного жениха навсегда отбросить Ивана едкой насмешкой: «Не желаешь ли нам угодить — под венец проводить?»

Когда Иван перекинул Марьку через плетень, Семка рванулся вдогонку, но опоздал и встал остолбенело.

Творилась какая-то несуразица! Случалось, парни по сговору с девками выкрадывали их у родителей. Так делалось это под покровом ночи, на лихих конях. И то: чуть оплошай, догонят — тогда пощады не жди. Но чтоб днем да на людях — с ума надо свихнуться! Да еще увозил Марьку на лотке. Это было так же поразительно, как если бы сели они на помело и полетели над крышами деревни. Семке невольно подумалось, уж не правду ли болтали люди, что Марька знается с нечистой силой? Сзади раздалось многоголосое:

— Невесту украли!!

Затем прогремел дикий голос отца:

— Чего стоишь, раззява?! Догоняй!

Когда Семка бросился в погоню, а за ним поскакали другие, Иван с Марькой мчались уже далеко. Лоток летел по Длинному клину так, что и в бешеном намете коню уже было не догнать его.

Но впереди путь преграждала река. Налево согры, болото, направо поле, разгону хватит не надолго, лоток постепенно остановится. А пешком в открытом поле от коней не убежишь.

Иван решился на такое, о чем ни Матвей Борщов, ни Семка, никто другой из их преследователей даже помыслить не мог.