Страшная правда о Великой Отечественной

Капитан Кураков был из когорты выходцев из 48-й кавалерийской дивизии. В отличие от всех своих сослуживцев, составивших Мокроусову жесткую оппозицию, он стал его соратником, собутыльником и последователем. После массовой эвакуации из леса кадровых военных он стал старшим воинским начальником. Увы, месяцы, проведенные рядом с Мокроусовым, не научили его ни партизанской тактике, ни партизанской мудрости, но зато он перенял все то худшее, что так выделяло А.В. Мокроусова, — безапелляционность, нежелание прислушаться к чужому мнению, безмерную подозрительность, жестокость…

«Представленный Мокроусовым и утвержденный вами на должность начальника 2-горайона партизан Крыма капитан Кураков И.Г. не сможет справиться с задачей руководства района.

Причины:

1. Кураков призван в ряды РККА из запаса 9 июня 1941 на должность командира взвода 71 к.п. Военного образования не имеет. Тактически безграмотен.

2. Составляет компанию Мокроусову по пьянкам.

5 ноября 1941 в бою под Алуштой настолько был пьян, что командир 71-го полка полковник Городовиков дважды намеревался его расстрелять. Единственная положительная черта Куракова — смелость. Он смел, и только. Однако смелость не дает, как командиру ему право руководить большим партизанским районом.

Комиссар 2-го района полковой комиссар Попов. 25.06.42» [16, с. 82].

Безмерные амбиции И.Г. Куракова во многом подкрепило поступившее известие о том, что Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР упразднен институт комиссаров в Красной Армии. Если ранее командир и комиссар были фигурами равновеликими, а в чем-то комиссар, как представитель правящей в стране партии, мог поставить себя и выше командира — такое тоже бывало, но в основном это зависело от личностных качеств и командира и комиссара, — то теперь командир партизанского отряда становился полностью неподконтрольным.

В действующей армии это решение было воспринято как прогрессивное и соответствовало требованию времени. В партизанских отрядах отказ от института комиссаров был чреват многими негативными последствиями.

Дело в том, что в действующей армии над каждым военачальником находился еще более высокий начальник, который мог и одернуть, и поправить, и отменить неправильное решение. В автономно действующих партизанских отрядах власть командиров становилась беспредельной. В ЦК ВКП(б) стала поступать информация о том, что в результате полной бесконтрольности со стороны партийных органов многие партизанские отряды превращались в обычные банды.

Вот почему уже 6.01.43 приказ от 18.10.1942 номер 0059 и Указ Президиума ВС СССР от 9.10.1942 г. «Об установлении полного единоначалия и упразднении института военных комиссаров в Красной Армии» были дополнены оговоркой о том, что на партизанские отряды он не распространяется [1,с.6].

Непосредственно в отряды известие о возвращении комиссарам их прежнего статуса поступило довольно не скоро. Ох, и намучился в этот период бывший комиссар, а теперь всего лишь заместитель по политической работе Н.Д. Луговой, который хоть и оставался секретарем Зуйского райкома партии и даже стал одним из трех членов подпольного бюро Крымского обкома партии, но для капитана Куракова все эти штатские звания не играли никакой роли. Если в вопросах тактики Луговой старался командиру не перечить, то кадровые вопросы становились постоянной причиной раздора. Серьезный конфликт возник по поводу кандидатуры начальника штаба сектора, фактически третьего лица в партизанской иерархии. Лейтенант Николай Котельников пришел в лес в группе Феодосийского десанта и сразу заявил о себе как грамотный, смелый, инициативный, исполнительный командир. В лесу эти качества замечаются быстро. По инициативе Лугового, но вопреки мнению капитана Куракова, он был рекомендован обкомом на эту высокую должность.

С другой стороны, следует объективно признать, что комиссар Луговой постоянно вторгался «в епархию» командира и играл, что называется, «на его поле». Вероятно, сказывался долгий прежний опыт, когда он был хоть и комиссаром, но фактически «хозяином» Зуйского отряда, а бесконечно сменяющиеся командиры безропотно воспринимали его вторжение в их дела, так как прекрасно понимали, «кто в доме хозяин».