Я так сильно дернула Павла, что замок на вороте его свитера разошелся. Какое-то время мне понадобилось, чтобы переварить поступившую от глаз информацию. Я смотрела на свежий порез обхватывающий горло, который он, как мог, прятал за высоким воротником, и безмолвно открывала и закрывала рот. Мама дорогая, да ему чуть голову не отрезали! И чтобы я без него делала, если бы… Душившие меня слезы хлынули на изрядно потрепанный мною свитер, к которому была бережно прижата моя помраченная голова.
– Следователь ты мой… – Павел гладил меня по волосам, не обращая внимание на застывших родителей. – Сыщик… Двойка тебе с минусом за расследование. Неужели ты думаешь, что я хоть на миг оставил бы Элю или тебя одну, если бы не был уверен в вашей полной безопасности? Эх, Ника-Никита. Вся хреновость ситуации в том, что я согласился. Понимаешь, согласился провалить дело «Евсеев против химкобината». Да, да, Валерий Павлович. Согласился. И сообщил им свой ответ по телефону сегодня ночью. Теперь можете обвинить меня в трусости, равнодушии к здоровью нации, и других смертных грехах. Не важно, почему я это сделал. У меня были причины. Важно, что им взбрело в голову, будто я решил сыграть двойную игру, и припрятали в рукаве козырного туза. А теперь я очень хочу перекинуться с ними парой ласковых и послушать, что они мне скажут в ответ.
Окажись я на месте таинственных похитителей, то, услышав последнюю фразу бывшего омоновца, не только отпустила бы Элю и Хуана целыми и невредимыми, но еще и сделала все возможное, чтобы успеть добежать до канадской границы.
– Ну, что. – Анатолий Васильевич Меранский прикурил «беломорину» от протянутой племянником зажигалки. – Не ожидал здесь такого?
– Да уж, дядюшка! – Виктор Крешин восхищенно крутил головой, так и не погасив зажатой в аристократической руке зажигалки. – Умеешь ты, мягко говоря, огорошить. А я-то думал, что в своей вотчине каждый уголок знаю. Но это!.. Даже представить себе не мог. Когда ты успел такое отгрохать? И так, чтобы я не узнал?
– Я? Боже меня от такого сохрани, Витюша. Я чист перед тобой, аки младенец. – Довольный дядюшка жестом гостеприимного людоеда распахнул перед Крешиным очередные двери. – Это даже не «застойное» наследство. На здешнем объекте еще во время оттепели зэки вкалывали. И все подрасстрельные. Построили, и тут и остались. Точнее, их оставили. На некоторое время. Точнее, кто сколько выдержал. Я всего лишь организовал здесь небольшую перепланировочку. И представляешь, когда одну стену ломали – гильзу от снаряда нашли. А в ней записка: ЗК номера такие-то строили этот долбаный бункер…
– Надеюсь, мои рабочие, делавшие перепланировочку, здесь не замурованы? – криво улыбнулся слегка побледневший олигарх. – Я, знаете ли, квалифицированными кадрами разбрасываться не привык… Хоть и капиталист проклятый.
– Пустое беспокойство! – Отмахнулся Анатолий Васильевич и, глядя как краска возвращается на лицо племянника, добавил: – Твоих рабочих я не привлекал. А какое тебе дело до остальных?.. Шучу-шучу, не вздрагивай.
– Теперь я понимаю, какой у тебя в моем комбинате личный интерес, – пробормотал Крешин.
– Нет, племянничек, ничегошеньки ты еще не понимаешь, но – обязательно поймешь. Объект, как говорится, полностью готов к эксплуатации, и кое-какие проекты мы уже начали проворачивать. Но для дальнейшего развития нам необходима твоя помощь.
– Так вы хотели объяснить, какая роль во всем этом отводится мне? И что я буду иметь с этой головной боли? – пробормотал Крешин, основательно подавленный увиденным.
– Вот она – гримаса капитализма, – глубоко вздохнул Анатолий Васильевич. – Все на деньги переводишь, Витюша? А как насчет продвижения прогресса и бескорыстного служения человечеству? Ладно, не оправдывайся. Будет тебе барыш за твою головную боль – лекарство от этой самой головной боли. И не только. Согласен?
– Согласен, только с условием… Не трогайте ее. Она не будет болтать. Я знаю.
– Ба, племянничек, с чего ты взял, что я собрался трогать твою новую… – Анатолий Васильевич Меранский скривился, будто только что спровадил в рот горсть клюквы.
– Не трогайте. Я очень прошу. Очень. – В голосе племянника зазвенела непривычная дядюшке сталь.
– Ну-ну. Не надо дуться. Я уже и забыл о ней. – Меранский шутовски замахал руками.
– Но я не забуду, – глядя прямо ему в переносицу, отчеканил олигарх. – И о вашем обещании – тоже.
Утро застало нас бодрствующими. Никто не ложился. Все упорно ломали головы, кроме всего прочего, пытаясь понять, почему Крешин отпустил меня – еще один козырь в своей жестокой игре? Голова у меня шла кругом. Я никак не могла логически объяснить его действия. Но все это могло подождать. Сейчас важнее всего было найти ответ на другой вопрос: что делать? В обсуждении вечного вопроса российской интеллигенции приняли участие все присутствующие, и даже спешно вызванный на подмогу дядя Леня, которого мы полчаса продержали под дверью, задавая каверзные вопросы, дабы убедиться, что это действительно он.