Страшная тайна

В конце концов у нее все получилось. Один из тех, кто сидел на скамьях, подошел и дал ей свернутый плащ, такой же, как на них на всех, и она надела его и стала такая же молочно-засвеченная, как все остальные. Я испугался. Было почти как тогда, когда ее разметало. Стэн это заметил и снова похлопал меня по руке. Потом Мари опять назвали полным именем и сказали, что теперь она магид. Мари сразу перестала волноваться и просияла – белая и туманная.

Потом настала очередь Руперта. Вот уж кто разволновался. У него все лицо стало натянутое. Один из тех, кто с середины стола, спросил, составил ли он полный отчет «о Корифосе, наследниках Корифоса и сопутствующих обстоятельствах». Руперт сказал, что да. И положил на конец стола толстую кипу бумаг. Я не удержался и хотел подсмотреть, что там на первой странице, но в молочной пелене разобрал только первую строчку. Она гласила: «Около года назад меня вызвали в столицу империи Ифорион на судебное разбирательство». Думаю, он поступил как я и кое-что дописал потом.

Все лица обратились к бумагам. Настала пауза – долгая-долгая и такая задумчивая. Вообще-то, это был полный ужас. Руперт достал носовой платок и вытер все лицо.

Тут вдруг оказалось, что они уже знают, что он написал в отчете, и начались вопросы. Очень трудные вопросы. Знал ли Руперт, что император собирается убить Тимотео лазером? Подозревал ли? Почему он так небрежно относился к империи и ее делам? Был ли он знаком с природой богини-куста? Справлялся ли о ней в магидской базе данных? И так далее – без конца.

Руперт каждый раз подробно и старательно объяснял, что он сделал и по каким соображениям. Иногда он даже защищался, но в этом ему до меня было как до небес. Я все время придумывал оправдания за него. Два раза даже выступил в его защиту. Мы с Мари вмешались, когда у него спросили, как он допустил, чтобы мы последовали за ним в Ультима Туле, а потом в Талангию. На второй раз Мари всерьез рассвирепела.

– Мы постарались, чтобы он об этом не подозревал, – сказала она. – И последовали за ним только потому, что Роб был ранен и не мог нас провести. А как бы мы еще нашли дорогу, черт побери? Ну вы даете – сидите тут и обвиняете его в том, что сделали мы!

Я уж думал, они на нее рассердятся, но они держались очень вежливо. Кто-то у дальнего конца стола, кого я толком не разглядел, сказал:

– Душенька, не надо так горячиться. Мы этого магида ни в чем не обвиняем. Просто стареемся установить, как и почему все на самом деле произошло.

– А по первому впечатлению и не скажешь! – ответила Мари.

Кое-кто даже засмеялся.

Но вопросы не прекратились.

Через некоторое время я понял, почему Руперт не оправдывается. Каждый раз, когда он говорил по-настоящему правдиво, чтобы снять все вопросы, вопросы действительно снимались: страницы, к которым они относились, словно бы таяли и исчезали со стола. В первый раз я это заметил, когда Стэн прокаркал что-то про советы, которые давал Руперту. Когда он договорил, пропала целая кипа листов. Но если слушатели оставались недовольны, страницы никуда не девались. Иногда они даже сами собой выкладывались в ряд на краю стола. Так было, когда у Руперта спросили, почему он не предотвратил убийство детей на холме. И я начал понимать, что если не говорить этим людям, что произошло и почему, по-настоящему честно, придется стоять тут сутками напролет, а то и неделями, пока не скажешь. Примерно тогда же я засомневался, так ли здорово быть магидом, как я думал.

А еще раз страницы разложились по столу, когда спросили про Вавилон. Тут слушателям стало по-настоящему интересно. И вопросы задавали серьезные, как полагается, например, почему Руперт отправил в Вавилон всех троих наследников престола разом (представляете, мне это и в голову не приходило!) и вообще, думал ли он, что делает? Он знал, как редко оттуда возвращаются? Он внимательно вслушался в стихи – ведь там об этом говорится?

И вдруг Руперт дал слабину.

– Ни о чем я не думал! – сказал он. То есть чуть ли не закричал. – Я не знал другого способа вернуть Мари! Между прочим, у меня было такое чувство, будто меня самого разметали!

Никто ничего не сказал. Только страницы сами собой сложились обратно в стопку, а Руперту стали задавать другие вопросы, гораздо спокойнее, ну, по мелочам. Я даже не ожидал, что их такое интересует. Исчез ли клок козьей шерсти? Руперт снова успокоился и ответил, что да, как и бутылочки с водой и наша одежда. А может ли он подробнее описать, как выглядел пейзаж? Он сказал, что нет. Тогда у него спросили про квачек. Квачками они очень заинтересовались. Такого раньше не бывало, сказали они, и не объяснит ли Руперт, как так вышло, что квачки вернулись взрослыми птицами. Он ответил, что нет, не объяснит, но они были не просто взрослые, а еще и умные. Вообще-то, квачки – довольно глупые птицы, сказал он. Тогда слово взяла Мари и сказала, что лично она думает, что квачки смутно сознавали, что глупые, и им это не нравилось. Кто-то со скамей пожелал узнать, как же квачки сумели попросить, что им нужно.

Мари сказала: