– Нет. Не могу, когда на мне висит такая компьютерная головоломка. Не сосредоточиться.
Я не стал добавлять, что сыт по горло всей этой бессмысленной охотой на магида. Поэтому привел массу других предлогов. Стэн все отметал. Мы проспорили с начала до конца вариаций на тему Диабелли. Когда они пошли на новый круг, я попытался уговорить Стэна на компромисс:
– Хорошо. Я напишу письма тем четверым, про которых мы что-то знаем, и попрошу их со мной связаться. Ну как, твоя душенька довольна?
– У меня сейчас, кроме душеньки, и нет ничего, – буркнул в ответ Стэн. – Ладно. Что ты им собираешься сказать?
– Каждому свое, – нашелся я. – Тарлесс – писатель. Притворюсь его поклонником. Мэллори – студентка. Ей нужны деньги. Я уже сказал ее матери, что она получит наследство. Напишу об этом. Фиск, судя по всему, ищет какое-то чудодейственное лекарство, а Корнелиус Пунт…
– Что Корнелиус Пунт? – уточнил Стэн.
Мое воображение, только что такое резвое, на Пунте споткнулось.
– Он отправился путешествовать. Спроси его, может, ему будет интересно написать путеводитель, – посоветовал Стэн.
– Отличная мысль!
Дело в том, что я прекрасно понимал: пока я что-нибудь не сделаю, Стэн не даст мне вздохнуть спокойно. Поэтому я тут же сел и написал письма. Честно говоря, я гордился своей изобретательностью. Хотя я в жизни не заглядывал в книги Мервина Тарлесса, мне прекрасно удались лирические пассажи о красотах его стиля. Мэллори я написал, что ей завещали сто фунтов стерлингов. Я прикинул, что могу себе позволить такую сумму. В письме Тэнси-Энн Фиск я представился знакомым знакомых знакомых, который узнал, что она попала в клинику, и рвался поведать ей о чудотворной диете Стэнли. А Корнелиусу Пунту написал, что я владелец маленького издательства и ищу интересные книги.
– А что за диета Стэнли? – поинтересовался Стэн у меня из-за плеча.
– Совсем как ты – сплошной воздух и больше ничего, – ответил я.
– Так я и думал, – ответил он. – Валяй. Глумись на здоровье. Мне все равно.
Я отправил письма – и только тогда Стэн разрешил мне взяться за имперские дискеты. На них у меня ушли ближайшие три дня.
Начал я с того, что исследовал одну из дискет всеми положенными в таких случаях магидскими методами. Когда я решил, что знаю достаточно об устройстве программы и об инсталлированной в нее защите, то посносил все, что можно, со своего самого старого компьютера и сделал его совместимым с имперской системой. Это была та еще задача: в империи и дискеты другого формата, и напряжение в сети другое, и общий подход к программированию более рациональный. Мне пришлось превратить металл и пластик моего бедного старенького «амстрада» в кашу, а потом вылепить из него нужную форму и заставить отвердеть. И наколдовать адаптер. Потом надо было еще запрограммировать компьютер, чтобы он – насколько я мог судить – отражал природу той машины, откуда я скопировал дискеты. Это была самая трудная и кропотливая часть работы. Честно говоря, не будь я магидом, ни за что бы не справился. Помню, я еще сказал Стэну: «Хорошо, что я набил руку на таких задачках. Вообще-то, я часто применяю магидские методы, когда пишу программы. А ты пользовался магидскими штучками с лошадьми?»
Ответа не было. Из моей гостиной донеслись вариации на тему Диабелли. Опять.
– Да наверняка, – пробормотал я себе под нос.
Удержаться-то невозможно. Когда ты магид, это влияет на все, что ты делаешь. Иногда это так расплывчато, что можно принять за интуицию. А иногда, когда сталкиваешься с очень серьезными трудностями и кажется, что выхода нет и быть не может, словно бы налегаешь – вот как я налег сейчас на программу.
К концу первого рабочего дня я был готов провести испытания. Вставил имперскую дискету и велел ей копироваться на жесткий диск. Она сопротивлялась любым попыткам ее переписать, хотя я бережно снял с нее все магические защиты. Тогда я вздохнул, поставил защиты обратно и велел дискете показать, какие на ней записаны файлы. Ничего не вышло. Я налег – и очень зря.
Компьютер сгорел, причем буквально: у него все внутри расплавилось. Над процессором заиграло пламя, я едва успел спасти адаптер. Делать новый мне совсем не хотелось. Я выругался. И волей-неволей бросился разбираться, что случилось с оплавленными, искореженными останками, а они, между прочим, были еще горячие, так что радости во всем этом не было никакой. Оказалось, что программа была снабжена не меньше чем тремя магическими защитами, при попытке подправить имперское программное обеспечение я сделал по крайней мере две крупные ошибки, а когда переделывал бедный «амстрад» – еще несколько. Весь вечер я только и делал, что лихорадочно разбирался в хитросплетении программ и магии.
– Ради чего император затеял все эти игры?! Вот идиот! – раздраженно бросил я Стэну, перекрывая бряканье стереосистемы. – Если вдуматься, он как бы говорит, мол, раз уж я не могу быть императором после моей смерти, так прослежу, чтобы и никто не мог!