Про Настасью Филипп думал, что она ничего про его дела не знала. Правда, Настасья долго ничего не подозревала. Несмотря на то что непристойное обращение ее старика со снохою всем в глаза кидалось, она и подумать не могла, что Филипп на такое дело способен. Наконец нашлась какая-то кумушка, которая намекнула ей на это дело и посоветовала построже приглядывать за стариком с снохой. Настасья так и обомлела. "Не может этого быть", -- говорит. "Правда истинная, -- божилась баба, -- неужели тебе самой невдомек", -- и выложила баба ей все, что знала про это дело. Настасья так и завыла. "Ох, матушка моя, царица небесная! Ох, горе-то какое. Думано ли про такой грех". Сгоряча Настасья тут же хотела накинуться на мужа, но, подумавши, решилась подождать, когда сноха из Москвы вернется, тогда, может быть, подойдет и такой случай, что на месте преступленья застать их будет можно…
В тот вечер, как приехала из Москвы, Ольга не стала и ужинать. Филипп тоже ел плохо и все поглядывал на сноху. Настасья заметила это и решилась сторожить их: для этого она притворилась больной, легла спать на печке и вскоре сделала вид, что уснула. Филипп заметил это, потихоньку встал с лавки, где он спал, и юркнул из избы. Настасья подняла голову и стала думать, что ей делать теперь.
Подумавши немного, Настасья быстро соскочила с печки, взяла спичек и, подбежав к двери, приложила ухо к скважине и стала слушать. Ей ясно послышался шепот, возня около постели снохи, тогда она не вытерпела, отворила дверь и притворно испуганным голосом стала звать мужа:
– - Филипп, а Филипп, где ты? Вот тут кто-то возится, не залез ли кто?
Филипп не отзывался. Тогда Настасья зажгла спичку, подошла прямо к снохиной постели и откинула полог. Она увидела Филиппа, державшего за горло Ольгу; хриплый стон вырвался из груди бабы. Увидя жену, освирепевший старик соскочил с кровати и встал перед ней.
– - Ты что тут делаешь, злодей? Ах ты бесстыдник! Что ты затеял-то! -- кричала Настасья, наступая на мужа.
– - Молчать! Не твое дело, пошла на свое место! -- крикнул Филипп и кулаком отшвырнул жену прочь.
Настасья взмахнула руками и ударилась об стенку.
– - Ой, батюшки мои! да что же это такое? -- заголосила Настасья. -- Я народ созову, разбойник этакий! Филипп схватил ее за плечи, впихнул в избу и шипя проговорил:
– - Убью, если пикнешь!
Но Настасья не унималась.
– - Не боюсь я тебя, разбойник, снохач проклятый! Жаловаться на тебя буду, в волость пойду, перед всеми осрамлю!..
Филипп опять было подошел к кровати, на которой лежала Ольга с посиневшим лицом и почти без сознания, но в это время он услыхал, как растворилось окно на улицу и Настасья закричала в него: "Караул!" Он вскочил в избу, отдернул старуху от окна и так ударил ее, что она покатилась на пол без чувств.
Дрожа от гнева, Филипп вышел из избы, сел на завалинку под окном и из боязни, что старуха опять начнет кричать в окно, не решился сойти с места вплоть до утра.
Когда опамятовалась Настасья, начало уже светать. Кряхтя и охая, поднялась она с пола и села на лавку и вплоть до утра просидела в раздумье, что ей делать, как отомстить мужу, -- и решила твердо пойти жаловаться.
Потихоньку вышла она из избы на задворки и пошла огородами.
Не прошла она и половины огорода, вдруг слышит, бежит кто-то за ней, оглянулась она и остолбенела от страха: за ней гнался Филипп.
– - Ты куда это собралась?
– - А тебе что за дело?
– - Пошла домой!
– - Не пойду, отстань от меня, беззаконник этакий!
Филипп схватил ее за шиворот и ударил в спину кулаком.
– - Пошла, коль говорят!
– - Ой, ой! -- завыла Настасья. -- Да что же ты делаешь-то? Или думаешь, на тебя расправы не найдется? В волостную пойду, все расскажу. -- И она, собрав все свои силы, кинулась было бежать через огород.
– - А, а! в волостную! Жаловаться? -- хриплым голосом кричал Филипп, хватая ее сзади. Обеими руками он вцепился ей в косы и повалил на землю.
– - Жаловаться? Я тебе покажу, как жаловаться, вот тебе… вот… -- И он стал бить ее куда ни попало.
Настасья кричала отчаянно, он свирепел все больше и больше и наконец стал бить ее сапогами. На крик Настасьи стал сбегаться народ. Бросились было отнимать ее, но Филипп так разошелся, что долго никто не мог подойти к нему. Когда наконец оттащили Настасью от Филиппа, она уже не подавала голоса. Лицо ее все было в крови, мокрые пряди волос разметались вокруг шеи. Не было слышно ни вздоха. Люди, собравшиеся вокруг нее, переговаривались вполголоса и покачивали головами.
– - Вишь что наделал, душегуб, как изувечил бабу, теперь едва ли отойдет.
– - Отойдет ли, нет ли, а глядеть зря нечего, -- сказал один мужик. -- Беритесь за нее да давайте понесем в избу ее.
Настасью подняли на руки и понесли в избу, уложили ее на долгой лавке и стали ждать, что будет.
Понемногу пришла в себя Настасья, стали у нее расспрашивать, за что ее так избил Филипп. Вздохнула Настасья и тихо проговорила:
– - Ох! грехи тяжкие… поминать тошнехонько!.. -- и закашлялась Настасья, застонала, из глаз слезы брызнули.
– - Ох! уходил он меня… Не переживу… Смерть моя!