Страшные гномы

Но летом все обязательно изменится! Еще три месяца – и он докажет, что не тюфяк с красками и кисточками!

– Максюш, ну отпусти! Задушишь ведь! – слабо сопротивлялась мама. Макс, наконец, освободил ее от объятий и еще раз чмокнул в щеку. – Я рада, что ты согласен. В общем, сдаешь сессию, немного отдыхаешь и едешь.

Улыбнувшись, Макс закивал и уставился на прикрепленный магнитами к дверце холодильника календарь с драконом. Теперь он будет считать дни до начала смены.

Глава 2. Самый лучший вожатый

Старенькая «Нива» с красным крестом скрылась за углом. Сбитнев выдохнул, покачал головой и, наконец, позволил себе опуститься на прохладные ступени крыльца. В ушах шумело, руки дрожали, сердце и не думало утихомириваться.

– Вот тебе и пошел на поправку, – сморщившись от сухости в горле, пробормотал Федор Иванович.

Два часа назад он уже готов был поверить, что с Максимом все в порядке. Но сейчас…

Сбитнев только начал подметать, когда на втором этаже открылось окно и показалась Нина Евгеньевна. Выглядела она гораздо лучше, чем вчера. Дворник улыбнулся, поздоровался. Серова в ответ кивнула и рассказала, что Максим недавно проснулся, неплохо поел и сейчас пойдет мыться. А она пока проветрит квартиру.

«Вот и славно», – подумал Федор Иванович, возвращаясь к работе.

Минут пять утреннюю тишину нарушал только шелест метлы. Потом из окна Серовых донеслись грохот, звон и крик:

– Не надо! Максюша!.. Миленький!..

В груди что-то оборвалось, во рту посолонело. Сбитнев бросил метлу и метнулся к подъезду. Взлетел по лестнице и заколотил в дверь.

– Помогите! Он же убьется!.. – открыв, Нина Евгеньевна вцепилась в руку дворника и потащила его по коридору.

Из ванной слышались мычание и стук. Сбитнев остановился в проеме и застыл, глядя на Максима.

Зажмурившись и оскалив зубы, тот сидел на полу и бил по голове пустой пластмассовой рамой из-под зеркала. Лоб и правая щека блестели от крови, узкие темно-красные дорожки бежали к груди. Вокруг блестели осколки, валялись флаконы с шампунями, пеной для бритья, мочалка, пара зубных щеток и кусок желтого мыла.

– Быстро неси простыню! – Федор Иванович обернулся, легонько подтолкнул Нину Евгеньевну.

Затем перешагнул через корзину для белья и открыл холодную воду. Вырвав у Максима раму, дворник повалил его и прижал руки к полу.

– Скорее! – крикнул он, с трудом удерживая парня.

Тот мотал головой, хрипел, скалился и пускал кровавые слюни.

В дверях появилась Нина Евгеньевна со скомканной простыней.

– Намочи! – велел Сбитнев. – Потом накроем его!

«Камзол» помог. Максим перестал биться и хрипеть, только изредка вздрагивал.

Сбитнев выдохнул, подошел к тихо плачущей Нине Евгеньевне и обнял.

– Я ничего не успела сделать! – зашептала она, не отводя глаз о сына. – Он как в зеркало посмотрел, сразу затрясся. Потом голову наклонил и бросился вперед. Ударился, чуть не упал. Вцепился в раму, сорвал со стены и начал себя бить. Осколки во все стороны летели. Господи! – Серова вздрогнула и с испугом посмотрела на дворника. – Что же я стою?! Он ведь поранился, ему врач нужен!

Она метнулась к телефону, но Сбитнев удержал ее за руку.

– Погоди, – сказал он. – Врач ему и вправду нужен, но не какой попало. Есть у меня знакомый, очень хороший.

Дворник нырнул в карман брюк и вытащил старенькую записную книжку без обложки.

– Сейчас-сейчас, – бормотал он, торопливо перелистывая истрепанные страницы. – Где там у меня Игорь Витальич… Ага, вот!

Игоря Витальевича Королькова Сбитнев знал больше двадцати лет. Они подружились, когда тот появился в городской психиатрической лечебнице еще желторотым интерном. Федор Иванович держал на себе всю хозяйственную часть больницы, Корольков плутал по запутанным тропкам людских душ. Правда, иной раз, когда поступал «острый» больной, завхозу и молодому врачу приходилось работать на пару, потому как сильных рук в лечебнице не хватало.

Время шло, Корольков дорос до главврача, а Сбитневу пришла пора отправляться на пенсию. Он помнил, с какой грустью Игорь Витальевич пожал ему на прощание руку и сказал, что в случае чего всегда готов помочь.

Вот это «в случае чего» и наступило…

Корольков ответил после третьего гудка. Выслушал, коротко сказал: «еду…» и уже через пятнадцать минут был в квартире. Осмотрел и обработал раны Максима, сделал укол слабого успокоительного и посоветовал на несколько дней поместить его в больницу.

– Устроим парню абсолютный покой, понаблюдаем, пообщаемся, – сказал Игорь Витальевич, присев рядом с притихшей от испуга Серовой.

Та только кивнула и вместе с Корольковым пошла собирать вещи Максима, а Сбитнев решил прибраться в ванной.

«Что ж он такое видит в зеркале-то? – размышлял Федор Иванович, складывая крупные осколки в мусорное ведро. – Ведь нормальный парень, не урод…»

Сбитнев поставил ведро в прихожей и остановился перед зеркалом, разглядывая собственное круглое, загорелое лицо с большой родинкой между темными бровями, нос в красных прожилках, кривоватые губы, коротко стриженые седые волосы.

Из комнаты Максима вышел Корольков.