Страшные гномы

Уборщик стоял напротив и не сводил с Макса глаз. Швабра замерла в руках, пальцы – длинные и тонкие – с паучьим проворством бегали по белой пластиковой ручке. Казалось, он играет на кларнете или саксофоне. Макс заметил, что на правой руке уборщика не хватает безымянного пальца.

Грудь сдавило. Макс понял, что задержал дыхание, и воздух закончился. Он как можно тише выдохнул и засунул руки глубже в карманы. Серову не хотелось, чтобы тип со шваброй видел, как они дрожат.

Тот по-прежнему рассматривал его. Тонкие бескровные губы тронула едва заметная улыбка.

– Фантазия у тебя богатая, – прошептал уборщик, прищурившись. – Но я еще не настолько сошел с ума, чтобы душить кого-то посреди коридора. К тому же, ты мне еще пригодишься.

Он продолжал изучать Макса… с какой-то голодной жадностью. Точно так же придурок Жгутов смотрел на свой надкушенный чебурек.

Опять эти чебуреки, чтоб им второй раз протухнуть!

– Ну-ну, не надо злиться! – уборщик улыбнулся и отступил.

Он покрепче ухватил швабру и снова стал протирать полы, изредка поглядывая на Макса и усмехаясь.

– Серов, ты ко мне?

Макс и не заметил, как появилась участковая Ирина Сергеевна. С неизменной иссиня-черной трехэтажной прической, в круглых, посаженных на кончик длинного носа очках, она строго глядела на парня, стоя на пороге кабинета.

– Я?.. А-а?.. Да! – проблеял тот и поднялся с пуфика.

Врачиха недовольно посмотрела на Макса, пропустила в кабинет и закрыла дверь. Устроилась за столом, раскрыла карточку и стала писать.

Макс присел на кушетку, чувствуя, что испуг понемногу слабеет.

«Там в коридоре просто старый псих, с которым давно никто не общался, – размышлял Серов. – Вот он и пялился на меня. Но с другой стороны… Откуда он узнал, о чем я подумал?»

– Чувствуешь себя хорошо? – пробубнила участковая, не переставая писать. Ручка с синим колпачком так и плясала в пухлой руке.

– Да, все нормально, – отозвался Макс, разглядывая в окне кусок пасмурного весеннего неба.

За дверью снова лязгнуло ведро, и он представил высокую фигуру в синем халате. Уборщик энергично работал шваброй и ухмылялся, бросая частые взгляды на дверь, за которой скрылся Макс.

Как он сказал? «Ты мне еще пригодишься»? И что это значит?

Додумать не дала Ирина Сергеевна. Закончив писать, она довольно выдохнула и закрыла карточку.

– Хорошо. Иди и больше не ешь всякую дрянь. А то в больницу попасть недолго! – врачиха исподлобья посмотрела на Макса. – Считай, в этот раз легко отделался!

Макс кивнул, встал с кушетки. Взял больничный лист и направился к выходу, но у дверей остановился. В коридоре ведь этот ненормальный со шваброй. И идти придется мимо него.

– Ну? Чего ты? Свободен! – слова участковой подтолкнули в спину, и Макс вышел.

Бабульки по-прежнему кудахтали, азартно жестикулируя. Рядом появилась разукрашенная дамочка. Уборщика не было.

«Наверное, на третий этаж пошел, – догадался Макс. – Вот и отлично».

Приободрившись, он миновал коридор и вышел на лестницу. Ступеньки торопливо проносились под ногами, Макс преодолел два пролета и оказался на первом этаже. Осталось свернуть за угол – и вот он, выход.

«Ну? И стоило психовать?» – с веселым укором спросил себя Макс.

Он повернул и не успел затормозить. Фигура в синем халате словно выросла на пути. Налетев на уборщика, Макс охнул и задел ведро. Мутная вода окатила джинсы, выплеснулась на пол. Чертыхнувшись, Макс отскочил, растерянно глядя на лужу.

– Ничего-ничего! – торопливо заговорил уборщик, хватая его за руки. – Прости, это я виноват! Не следовало так торопиться!

Едва он договорил, правое запястье полыхнуло болью. Макс вскрикнул, вырвался и уставился на руку. Длинный прямой порез, на том самом месте, по которому самоубийцы чиркают бритвой, сочился кровью. Несколько капель устремились вниз, оставляя глянцевые темно-красные дорожки.

– Черт! Прости, пожалуйста! Я иногда такой неловкий! – уборщик сцапал руку Макса и стал разглядывать. – Но ничего страшного. Сейчас я вытру кровь, у меня есть платок. Не переживай, все будет в порядке!

Рука, сжимавшая запястье, задрожала. Кусая губы, уборщик нырнул в карман брюк и достал клетчатый сине-белый платок. Макс перехватил его взгляд и содрогнулся. Уборщик смотрел на порез с жадностью, будто кладоискатель, дорвавшийся до тайника.

– Нет! Не надо! – запротестовал Макс, пытаясь высвободить руку.

Но уборщик сжал ее, будто клещами.

– Сейчас все будет нормально! Я только вытру кровь! – раздельно, шепотом твердил он, прикладывая платок к порезу. – Вот и готово. Видишь, совсем не больно!

Отняв платок от запястья, уборщик поспешно спрятал его в карман – Макс лишь мельком увидел красную кляксу. Схватил швабру, ведро и бросился по коридору. Отойдя метров на пять, он обернулся, и Серову показалось, что на бледном худом лице появилась довольная улыбка.

Макс перевел изумленный взгляд на руку. Кровь маленькими каплями срывалась с запястья, и те бесшумно падали на пол. Не отрывая глаз от пореза, позабыв, что кругом полно врачей, он направился к выходу. Ноги слушались плохо, но Макс добрел до двери, толкнул плечом так, что та грохнула о стену, и вышел на крыльцо.