Страшные сказки братьев Гримм: настоящие и неадаптированные

– Э-э, собака-то у меня наверху не привязана! Пожалуй, еще колбасу-то из противня вытащит, вот будет дело-то! – И в один миг взбежала по лестнице из погреба…

И видит: собака уж держит колбасу в зубах и волочит ее за собою по земле.

Однако же Катерлизхен не ленива бегать, пустилась за собакой в погоню и гналась за нею довольно-таки долго по полю; но собака бежала быстрее ее и колбасы из зубов не выпускала – и уволокла ее за поле.

– Ну что есть, то есть! – сказала Катерлизхен, вернулась назад и, утомившись от беготни, пошла домой тихонько, чтобы немного остудить себя.

А тем временем пиво из бочки бежало да бежало, потому что Катерлизхен забыла кран завернуть; налилась кружка полная, а потом потекло пиво мимо кружки в погреб и текло до тех пор, пока вся бочка не опорожнилась.

Катерлизхен еще с лестницы увидела, какая беда случилась в погребе.

– Вот тебе на! – воскликнула она. – Что теперь делать, чтобы Фридер этой беды не заметил?

Подумала, подумала – да и вспомнила, что еще с последней ярмарки на чердаке лежит у них мешок отличной пшеничной муки, вот и придумала она тот мешок с чердака снести да в погребе и рассыпать по полу, залитому пивом.

«Да, уж это можно сказать! – подумала она. – Запас беды не чинит и в нужде пригождается!»

Полезла она на чердак, стащила оттуда мешок и спустила его с плеч как раз на кружку, полную пива; кружка опрокинулась, и питье, приготовленное для Фридера, тоже разлилось по погребу.

– Недаром люди говорят, – проговорила Катерлизхен, – что где одно положено, там и другому найдется место! – И рассыпала муку из мешка по всему погребу. И когда рассыпала, налюбоваться не могла на свою работу и даже сказала: – Вот как тут все чисто и опрятно теперь!

В обеденное время пришел и Фридер домой.

– Ну-ка, Катерлизхен, что ты мне приготовила?

– Ах, Фридер! – отвечала она. – Задумала я тебе колбасу изжарить, но, пока я пиво из бочки цедила в погребе, собака утащила колбасу с противня; а как я погналась за собакой, все пиво из бочки ушло; задумала я погреб от пива пшеничной мукой высушить и кружку с пивом тоже опрокинула. А впрочем, будь покоен, в погребе теперь у нас сухо.

– Женушка, женушка! – сказал ей Фридер. – Лучше бы ты этого не делала! Колбасу дала собаке утащить, пиву дала из бочки утечь, да еще пиво засыпать пшеничной мукой выдумала!

– Так-то так, муженек! Да ведь я всего этого не предвидела: ты бы должен был мне все вперед сказать.

Фридер подумал: «Ну если и дальше так с женой пойдет, так и точно придется мне самому обо всем заранее подумать».

Вот и случилось, что, накопивши порядочную сумму талерами, променял он их на золото и сказал Катерлизхен:

– Вот видишь тут эти желтые черепочки? Эти черепочки я сложу в горшок да зарою в хлеву под яслями у коровы; только смотри – не трогай их, а не то тебе от меня достанется!

И она сказала:

– Нет, муженек, ни за что не трону.

Когда же Фридер ушел, пришли в деревню торговцы продавать глиняные кружки и горшки и спросили у Катерлизхен, не желает ли она что-нибудь купить.

– Э-э, добрые люди, – сказала Катерлизхен, – нет у меня никаких денег, и ничего я у вас купить не могу; а вот если вам нужны желтые черепочки, так на черепочки и я бы у вас кое-что купила.

– Желтые черепочки? А почему бы не нужны? Покажи-ка их нам!

– Так вот ступайте в хлев и поройтесь под яслями у коровы, там и найдете желтые черепочки в горшке, а я при этом и быть не смею!

Плуты-торговцы пошли по ее указанию, порылись под яслями и отрыли чистое золото. Золото они забрали, да с ним и бежали, а товар свой, горшки да кружки, весь в доме покинули.

Катерлизхен и подумала, что и эта новая посуда ей пригодиться может; но так как на кухне в ней не было недостатка, то у всех новых горшков она повыбивала дно и расставила их в виде украшения на заборные столбы вокруг всего дома.

Как вернулся Фридер домой, как завидел это новое украшение, так и стал говорить:

– Дорогая, что это ты опять наделала?

– А это я купила, дорогой, на те желтые черепочки, что под яслями у коровы зарыты были… Сама-то я туда не ходила – так продавцы уж их откопали.

– Ах, Катерлизхен! Что ты наделала? Ведь это же не черепки были, а чистое золото, и в том было все наше состояние. Ты бы этого не должна была делать!

– Так-то так, дорогой, – отвечала она, – да я же этого не знала; ты бы мне должен был наперед сказать.

Постояла минутку Катерлизхен, подумала и говорит:

– Послушай-ка, муженек, ведь золото твое ты можешь снова добыть, побежим скорее вслед за ворами.

– Пойдем, пожалуй, – сказал Фридер, – попытаемся; захвати только с собою хлеба и сыра, чтобы было нам что по дороге перекусить.

– Ладно, муженек, захвачу.

Пустились они в погоню, и так как Фридер был на ногу легче жены, то Катерлизхен от него и поотстала.

«Этак-то еще и лучше, – подумала она, – как будем назад возвращаться, мне же менее идти придется».

Вот и пришли они путем-дорогою к горе, где на обоих склонах прорезаны были колесами глубокие колеи.

– Ишь ты, – сказала Катерлизхен, – ведь они тут бедную землю изрезали, изрыли и исполосовали так, что во весь век не заживет!