Страшные сказки братьев Гримм

– Нет? – улыбнулся его соперник, обнажив ряд ровных жемчужно-белых зубов.

– Нет, он… Он…

– Мой черед, – и он исчез, мгновенно оказавшись посреди проселочной дороги. Солнце светило ему в спину, и его длинная тень ползла в сторону крестьянина, плетущегося по дороге, словно все тринадцать детей сидели у него на закорках.

– Догадываешься ли ты… – начал господин в соломенной шляпе, – что сегодня самый счастливый день в твоей жизни?

– Счастливый? – фыркнул крестьянин. – Разве медленно умирать от голода – это счастье? В таком случае я и правда самый счастливый человек на свете.

– Накормить тринадцать ртов да себя с женой в придачу – дело не из легких. Я знаю, в какой капкан ты угодил, но помогу выбраться из него. Позволь мне стать крестным твоего новорожденного мальчика, и я окружу его богатством и роскошью.

– И кто же ты? – спросил крестьянин, покосившись на свои руки. Волоски на них вдруг встали дыбом.

– А то ты не знаешь? – ответил господин, улыбаясь своей самой обворожительной улыбкой. – Я Дьявол, и я обещаю, что…

– Ты совращаешь, искушаешь, лжешь, и ни я, ни мой ребенок не станем участвовать в твоих делишках, – прервал его крестьянин. – Никогда в жизни!

Он плюнул на землю и поплелся дальше.

Господин в соломенной шляпе обескураженно посмотрел ему вслед и вернулся на скамью под сиренью.

– Надо же, черт возьми, – пробормотал он. – Если бы и двое твоих первых людей были такими же несговорчивыми, мир, определенно, был бы сейчас другим.

Господин, заявивший о своем всемогуществе, вздохнул, явно испытывая облегчение от того, что его давний враг тоже оплошал:

– Ничья в первом раунде. Теперь нам придется…

– Еще нет, – прервал его господин в черном, поднимаясь со скамьи. Со своего места в тени он с любопытством наблюдал за происходящим, и, честно говоря, ему порядком надоело слушать болтовню двух хвастливых фанфаронов. И, что бывало крайне редко, захотелось с ними сыграть. – Теперь мой черед.

– Твой черед? – с удивлением глядя на него, повторили разом его компаньоны, казалось, совсем позабывшие о его присутствии. Но мгновение спустя он был уже далеко – стоял на обочине дороги в тени огромного дуба. Он предпочитал тень. Возможно, оттого, что сам тени не отбрасывал.

– Тринадцать считается несчастливым числом, – заговорил он, когда крестьянин проходил мимо, не замечая его. – Но не для тебя.

– Ну а ты кто такой? – спросил крестьянин. Из его губ вылетал парок из-за ветра, внезапно сделавшегося ледяным, несмотря на сияющее в голубом небе солнце.

– Я Смерть. И я готов стать крестным твоему новорожденному.

– Надо же, до чего я сегодня востребован, – пробормотал крестьянин. – Смерть, говоришь…

– Я сделаю твоего сына богатым и знаменитым, хотя, в конечном счете, его постигнет участь любого другого человека.

– Перед тобой все равны, и мне это по душе, – произнес крестьянин, и на его лице читался вопрос, скреплять ли уговор рукопожатием. Все же он не решился протянуть руку. – Я счастлив принять твое щедрое предложение. Крестины в воскресенье.

– Тогда до встречи, – кивнув, проговорил Смерть. Вскоре господин Смерть вернулся к скамейке, а двое оставшихся там господ тем временем почти опорожнили бутылку портвейна. Господин Смерть улыбался, испытывая при этом странные ощущения, словно примерял неподходящую маску. Тут он сообразил, что, кажется, никогда прежде не пробовал улыбнуться.

– Я выиграл, – произнес он, наслаждаясь выражением их лиц.

– Ты… – господин в соломенной шляпе покачал головой. – Ты лжешь.

– Я никогда не лгу, – парировал Смерть. – В отличие от некоторых.

– Но ты… Тебе ведь не дано любить, – сказал бородатый господин.

– Это правда, но я, по крайней мере, никого не пытаюсь убедить в обратном. В отличие от некоторых, – повторил он. – Ну а сейчас я не прочь глотнуть вашего портвейна.

Наступило воскресенье, день крестин младенца. Крестьянин не стал рассказывать жене о встрече на проселочной дороге с тремя необыкновенными господами. Вернувшись домой, он уговорил себя, что случившееся ему просто примерещилось. В отчаянии он слишком глубоко заглянул на дно бутылки с водкой, а на самом деле не было никакой встречи с Господом, Дьяволом и Смертью.

Тут дверь церкви распахнулась. Все обернулись, на пороге возник пожилой господин в длинном черном сюртуке.

– Кто это? – шепотом спросила мать ребенка своего мужа, сидящего с отвисшей челюстью.

– Я крестный мальчика, – ответил господин Смерть, беря спящего ребенка из ее рук, покрывшихся гусиной кожей. Женщина сидела молча. Казалось, она не в силах открыть рот. Оцепенели и гости. В церкви было тихо, как в могиле.

Старик погладил нежную щечку ребенка своим костлявым пальцем и в тот же миг почувствовал, как что-то шевельнулось у него внутри. Прежде он никогда не испытывал подобного. Он мгновенно подавил ощущение и попросил священника продолжать.

Священник, лицо которого приобрело тот же цвет, что и воротник у него на шее, кивнул, судорожно сглотнув.

* * *