К моему великому удивлению, удача в этот раз была всецело на моей стороне. Я не проиграл ни одной ставки. Остальные один за одним вступали в игру и, продувшись, из нее выходили, а денег в банке тем временем все прибавлялось и прибавлялось. Посмотреть на мою игру собрались чуть ли не все посетители. Такого громадного выигрыша, как в тот вечер, у меня не было ни разу в жизни. Выйдя из клуба с карманами, которые едва не трещали от банкнот и долговых расписок, я поискал глазами детей, но их нигде не было видно. Тогда я достал из кармана свисток и запечатлел на нем благодарный поцелуй. Потом подозвал кэб, поехал в гостиницу «Савой», там переночевал, а на следующий день вернулся домой.
Нечего и говорить, что карты я не бросил, как не бросил бы на моем месте ни один игрок. Часть выигрыша я потратил, чтобы приодеться, и снова попытал счастья – на сей раз в более респектабельном клубе в окрестностях Пикадилли.
И снова, едва я расплатился с кэбменом и коснулся тротуара тростью с серебряным набалдашником, мне на глаза попалась кучка детей, стоявших поодаль в тени. Это странное совпадение я принял за добрый знак.
И действительно, я опять выиграл очень много. Собственно говоря, с тех пор я срывал банк каждый раз, когда делал ставку за карточным столом. Из-за постоянных выигрышей меня заподозрили в шулерстве, и, хотя при случае я бы им не побрезговал, происходящее все же больше походило на полосу невероятнейшего везения. Тем не менее в клубы меня пускать перестали. На жульничестве меня, разумеется, так никто и не поймал, но хватило и страха, что я разорю их владельцев.
С игрой, таким образом, мне пришлось покончить. Часть выигранных денег я вложил в коммерческие предприятия, и скоро оказалось, что в коммерции мне сопутствует та же удача, что и за карточным столом. Я неизменно оказывался в выигрыше. Очень скоро я нажил сказочное богатство и, надо признать, был крайне этому рад. Теперь бы мне и исполнить данное себе обещание – заняться благотворительностью и взять на обучение обделенных судьбой детей из окрестных деревень. Но ничего подобного я делать не стал.
Вместо этого я закрыл школу, а немногих остававшихся учеников отослал по домам. Освободив дом от детей, я превратил его в роскошный особняк, каковым он и был в старые времена. Тут-то обо мне и вспомнил один родственник – племянник, который жил неподалеку и по чистому совпадению проявил ко мне интерес именно тогда, когда я разбогател.
– Это был мой отец? – спросил я.
– Твой отец? Нет, скорее, твой дедушка. Впрочем, это было так давно, что я могу ошибаться. В тонкости семейных отношений я никогда не вникал.
– Но это же значит, что вы… – начал я.
– На самом деле очень старый, – продолжил за меня дядюшка Монтегю. – Да. Этот дом, Эдгар, в некотором роде поддерживает во мне жизнь. – У него на лице промелькнуло очень странное выражение. – Но тогда я еще этого не понимал. Пребывал в счастливом неведении. Был настолько богат, что о таких вещах просто не задумывался. И имел возможность делать все, что заблагорассудится. Во всяком случае, так мне казалось.
– В каком смысле, сэр?
– Как-то раз, Эдгар, – сказал дядюшка Монтегю, – стоя рядом со своим домом – а его тогда окружали прекрасные сады, – я обнаружил в кармане старый свисток, мой счастливый талисман игрока. При виде его я почувствовал легкий укол совести из-за невыполненного обещания, но ощущение это почти сразу пропало.
Охваченный внезапным желанием снова услышать радостную трель, я поднес свисток к губам и дунул. Но ничего не услышал. Сначала я решил, что он испорчен, но потом пришел к выводу, что он не сломался, а несколько изменился – стал чем-то вроде тех специальных свистков, что слышны только собакам. И хотя звука мне слышно не было, я, когда подул в него, явственно почувствовал, как в воздухе распространяется какая-то вибрация. Небо затянули облака, повеяло холодом. Я поежился – и не только от холода…
– Дядюшка? – Казалось, он впал в некое подобие транса.
– Ах да, – спохватился дядюшка. – Тогда-то они и начали приходить. Являться на немой зов свистка.
– Дети? – спросил я, глядя на компанию вокруг нас.
Каким образом дети могли слышать неслышный дядюшке свист и что заставляло их считать этот звук сигналом к сбору?
– Да, дети, – подтвердил дядюшка Монтегю. – Они – мое наказание, Эдгар.
– Ваше наказание, сэр?
Я не понимал, какой властью над ним могут обладать местные мальчишки, в присутствии которых он, впрочем, чувствует себя вполне непринужденно и спокойно делится постыднейшими подробностями своей биографии.
– Мой дом – пр
– Да, сэр, атмосфера у вас там необычная, – согласился я. – И как-то холодновато.
Дядюшку Монтегю мои слова заставили усмехнуться, а дети как один вздрогнули.
– Говоришь, холодновато? Да, Эдгар. Холодновато. Правда, дети?
До сих пор дядюшка Монтегю к ним не обращался. Они пришли в возбуждение, но по-прежнему не издавали ни звука.
– Вы, дядюшка, так и не объяснили, кто эти дети и что они здесь делают, – сказал я.
– А сам ты не догадываешься?