Наконец все распоряжения были отданы и получены, ответственность и обязанности распределены, и небольшой отряд выехал на проселочную дорогу, на которой еще сохранились следы повозок и лошадей ушедшего ранее войска. Какое-то время путь на Дан-Марках пролегал по общему тракту.
Конечно, можно было бы сократить дорогу, пустив коней напрямую, через холмы. Но выигрыша во времени это почти не давало из-за отсутствия проходимой дороги, так чего же зазря палить коней, к тому же по самому жаркому дневному времени? Памятуя об этом, гнать не стали, пустили легкой рысью — даже таким ходом соломенные крыши рыбачьей деревушки и частокол бревенчатой бывшей караулки над нею должны были показаться не позднее чем через колокол-полтора.
Закарис специально придержал коня, чтобы оказаться рядом с Конаном — он хотел поговорить. Король Аквилонии не возражал.
— Мы с нею не очень-то часто видимся. Она в Сабатее живет, сам же знаешь, какой там народец. Чужакам на улицу безоружными лучше не выходить. Самое подходящее для нее место. Отец говорил — она с самого детства такой была, всегда брала все, что хотела, и никакой на нее управы. Когда она в Храм Деркэто сбежала, все даже обрадовались. Думали, хоть там с нею справятся. У послушниц первые годы обучения очень тяжелые, можно было надеяться… но куда там!
— Мда, — Конан сочувственно вздохнул, вспоминая некие собственные семейные неприятности по имени Лайне. — Младшие дочери — это проблема…
— Да какие там младшие! Если бы младшие… Будь она младшей — я бы ее быстренько поперек седла разложил и мозги через нужное место вправил! А так… Она ведь старше меня почти на двадцать зим!
Конан осторожно хмыкнул. Порочащая королевскую семью развратница, похоже, была в далеком прошлом, а на сегодняшний день оборачивалась дряхлой старушкой. Но горящий праведным негодованием младший братец не собирался прощать престарелой сестрице ее слишком бурную молодость…
Конан снова напомнил себе, что это — не его дело.
Тем более что впереди уже замаячил бревенчатый частокол.
Место ночёвки престарелой жрицы Деркэто они нашли почти сразу — она, похоже, и не особо пыталась его скрыть, уютно расположившись на ночлег в ложбинке между двух холмов, почти на самом берегу. Ее охрана и слуги насчитывали не меньше четырех десятков — судя по размеру костра и количеству расставленных на ночь шатров.
Но сейчас на стоянке не было никого и ничего. Ни шатров, ни лошадей, ни самой почтенной жрицы.
Ни Атенаис…
— Этого я и боялся.
Закарис спрыгнул с коня, присел рядом с прогоревшим кострищем, тронул рукой угли. Вскочил.
— Мы должны их догнать! Они не могли далеко уехать, угли ещё горячие!
Он взлетел обратно в седло одним мощным движением. Любого другого коня подобное просто свалило бы с ног, но привычный Аорх только хекнул как-то совсем не по-лошадиному и слегка присел, с разгона принимая на свой круп столь немалую тяжесть.
— Хьям, Унзаг! Быстро в деревню, узнать, по какой дороге они уехали! Барух, Зерхал — напоить лошадей! Но не досыта! Быть готовыми к немедленному выступлению и долгой скачке! Эххареш, отступников сюда, немедленно!
Конан молча наблюдал за действиями асгалунского короля, до глубины души потрясенный его неожиданной прытью. Закарис действовал вроде бы верно. Действительно, из Дан-Маркаха вело четыре дороги. Первая — та, по которой они только что приехали, на Асгалун. Вторая — в сторону Либнанского нагорья и дальше, на Кирос и Гхазу. Третья — вдоль полуденной границы Шема, на Анакию. И, наконец, четвертая — вдоль побережья до устья Стикса и далее, через границу.
Четвертая дорога была самой неприятной в смысле преследования с политической точки зрения, так как до границы было буквально арбалетной стрелой подать. И, выбери беглецы эту дорогу, догнать их на территории Шема не представлялось бы возможным.
Дорог четыре, и перекрестье их хорошо утоптано во всех четырех направлениях, с первого взгляда даже опытному следопыту вряд ли удалось бы точно определить правильное. Самое логичное — допросить очевидцев.
И поить до отвала разгоряченных дорогой коней в преддверии возможной погони тоже не следовало. И допросить провинившихся солдат, непонятно за каким Нергалом отпустивших девочку с посторонней старухой, тоже следовало самому военачальнику.
Всё было, вроде бы, правильным. И сам Конан, наверное, в подобных обстоятельствах поступил бы точно таким же образом и отдал бы точно такие же распоряжения. Вот только…
Вот только голос его не срывался бы от отчаянья, и не было бы такого откровенного ужаса в его расширенных глазах…
Толком допросить стражников, определить степень вины каждого и раздать соответствующие наказания не удалось — запыхавшийся Хьям прискакал чуть ли не одновременно с приближением Эххареша и его подневольных спутников.
— Мой командор! Они ускакали на рассвет!
— По коням! Живо! А с вами, — яростный взгляд асгалунского военачальника полоснул не справившихся со своим заданием охранников не хуже боевого бича, — после разберусь!