В его голосе было столько обреченного достоинства, а в улыбке — горечи, что Конан не усомнился ни на миг. Подошел. Присел рядом на корточки. Склонил голову набок, по-новому разглядывая уже не только жреца-охранителя, но и облезлого заморыша у него на коленях. Спросил, хмурясь:
— Почему?
— Нет страха. Нет пищи. Нет Золотого Павлина Сабатеи…
Конан обвел непонимающим взглядом зал. Нахмурился сильнее:
— Как это — нет страха?! Да все эти людишки просто таки трясутся от страха, словно овечий курдюк на неровной дороге!
Жрец продолжал улыбаться и гладить своего умирающего бога. На бледном заострившемся лице ярче проступили морщины, и теперь было видно, что он очень стар. Гораздо старше, чем казалось раньше, когда обманывали глаз подтянутость худощавой фигуры и юношеская порывистость движений. Глаза его закрылись, голос сделался еле слышен:
— Они не Павлина боятся, а Эрезарха и его слуг… или тебя… страх поменял направление дороги. Караван больше не придет… Они никогда и не вспомнят более о Золотом Павлине, который столько лет дарил им достаток и удачу в делах. Люди не ценят того, что им дарят. А я… смешно. Я готов для него на все. На все, что угодно. Я с радостью сам лег бы на жертвенный камень, если бы это помогло… хоть чуть-чуть. Только не поможет. Я его не боюсь, понимаешь, король-варвар? Не боюсь. Совсем. И никогда не боялся. И, даже умирая, не смогу испугаться… Нельзя бояться того, кого столько лет… Смешно. Я, единственный, которому не наплевать, жив он или умер, как раз таки и не могу дать то, что ему нужно. Я не могу его
Голос его стал совсем неслышен, словно листва под ногами слежалась, промокла, схватилась первым зимним ледком и окончательно перестала шелестеть. Конан вскинул голову:
— Эй, лекарь! Ты там закончил? Тогда иди сюда, тут для тебя есть еще работенка!
Глава 29
— Она же всё-таки твоя сестра!
Закарис пожал плечами. Ссутулился:
— Я ее почти и не знал. Столько лет разницы… если и есть у неё дома в других городах, я об этом не знаю. Шем велик.
Они втроем с Квентием сидели в таверне — той самой, на площади. Вернее, сидели сам Конан и король Асгалуна. Квентий же спал, уложив голову прямо на стол. Конан не мешал ему. Пусть.
Вино тут по-прежнему было кислым и разбавленным, от подавальщицы разило тухлятиной, а нечто подозрительное на большой сковороде, предложенное в качестве закуски, Конан попробовать так и не решился.
Все это почти радовало — хоть что-то остается незыблемым в постоянно и непредсказуемо меняющемся мире. Вот разве что колода на площади нынче пустовала. Ну, так это наверняка дело поправимое. Саббатея — город торговый. Зажиточный. А какой же купеческий, да еще и зажиточный, город — да без ворья?
Наверняка, как и в Шадизаре, имеется свой Ночной Двор, где восседает некоронованным королем какой-нибудь Ицхак-Четырехпалый или Зубар-Одноглазый. Или другой какой увечный — имена могут быть разными, а вот указание на некую телесную ущербность присутствует всегда. Ночные короли редко добираются до своих престолов молодыми и здоровыми.
— Шем велик… — согласился Конан. — Это правда. А весь мир за его пределами — еще больше. Она могла податься куда угодно. А у нас дорога одна…
Это было правдой. Основные силы объединенной армии подошли к Сабатее сегодняшним утром. И продолжали прибывать. Пока что они расположились в полете стрелы от стен и вроде бы слушались своих командиров и не нарушали границы. Но оставлять их тут надолго слишком рискованно.
Эрезарх уже деликатно интересовался сроками выступления на Шушан и даже обещал со своей стороны не менее сотни кофских наемников, «совершенно случайно» оказавшихся у него под рукой. А еще оставались те отряды, что пошли по полуночному караванному пути и должны выйти прямиком к Сарку, миную полуденную Сабатею. Скоро и под этим расположенным у подножия Шартаумского хребта городом соберется такая же плохо управляемая орава, которую точно так же рискованно оставлять без присмотра слишком надолго.
Значит, Сарк.
— Так ведь у неё тоже одна дорога. Вот в Сарке и спросим, может, кто и запомнит, о чем она говорила и куда собиралась.
От неожиданности Конан грохнул кружкой об стол. Хорошо еще, что кружки у этом заведении добротные, их не о каждую и голову-то разобьешь, не то что о какую-то там деревянную столешницу.
— С чего ты взял?
— Ну так ведь баба же! Хоть и умная, дрянь. Бабы всегда любят поболтать, о чем и не надо бы, это им как медом намазано. Вот, может, и…
— Я не про то! Почему ты решил, что у нее тоже нет другого пути, кроме как через Сарк?
Закарис моргнул растерянно. Нахмурился.