Страшные сказки для дочерей киммерийца

И запела.

Наверное, это всё-таки был сон. Потому что чёрный дым, поваливший от костра, не уходил в небо и не рассеивался. Он клубился над озером, тягучий и непрозрачный, набухая огромной бесформенной кляксой, и в своей непрерывной подвижности казался почти живым. И вырисовывалась из него фигура — то ли невероятно толстого человека в плаще со множеством длинных развевающихся шарфов, то ли непонятного многоногого зверя.

А потом Нийнгааль вскрикнула особенно пронзительно, и озеро словно бы мгновенно замёрзло, сделавшись зеркалом. И отразились в нём и расплывчатая чёрная фигура, и яркое небо, и скалы, и сама Нийнгааль со вскинутыми руками.

Только вот смотреть на ослепительное зеркало было больно.

Атенаис прикрыла слезящиеся глаза — только на мгновение, чтобы не так резало! И заснула уже по-настоящему.

Она не видела, как догорал дымный костёр у кромки воды. Не видела, как от чёрной тучи над озером к стройной женской фигурке на берегу протянулось щупальце, и просиявшая Нийнгааль, задрожав от восторга, всем телом качнулась вперёд, принимая дымное прикосновение. Щупальце мазнуло её по лицу, по плечам и груди, по животу и вниз. Высшая жрица вскрикнула. Но не от боли — так кричат только самые умелые жрицы Деркэто во время высшего пика исполнения своего богинеугодного ритуала.

Щупальце исчезло — то ли растаяло, то ли просто отдёрнулось обратно в чёрную тучу над озером. Нийнгааль упала, словно оно было единственной её опорой, а земля уже не казалась достаточно прочной под внезапно ослабевшими ногами. Какое-то время с губ её продолжали срываться сдавленные отрывистые стоны, а тело сотрясаться в конвульсиях, но постепенно всё стихло.

Суетящиеся у костров служанки и стражники не обращали на происходящее ни малейшего внимания. Они словно бы вообще не видели. Словно костёр на берегу и упавшую на самой кромке воды фигурку отделяла от общего лагеря высокая стена, невидимая со стороны высшей жрицы и уснувшей Атенаис, но совершенно непрозрачная со стороны прочих.

Нийнгааль потребовалась почти половина оборота клепсидры, чтобы перестать стонать и корчиться, придти в себя, выровнять дыхание и подняться на подламывающихся ногах. Прежде, чем вытряхнуть из одежды песок, она низко поклонилась чёрной туче над озером. Выпрямившись же, почтительно склонила голову — словно получила некое послание, только ей одной адресованное.

Потом высшая жрица Деркэто подошла к горбачу, на спине которого спала Атенаис, и долго смотрела на спящую девочку. Смотрела с удовлетворением и некоторой долей тревоги. Так смотрит командующий на своё войско перед генеральным смотром — что бы где бы тут ещё подтянуть, чтобы уж всё оказалось окончательно точно и наверняка? Она даже слегка нахмурилась, тревожа гладкую кожу лба некрасивыми морщинами. Наконец, как видно, на что-то решилась, даже кивнула сама себе.

И быстро нарисовала испачканным в золе пальцем на лбу спящей несколько закорючек, сложившихся в странный значок, похожий на кривобокого толстенького паучка. После чего улыбнулась удовлетворённо и с сознанием до конца выполненного долга отправилась отдыхать. Общение с Повелителем выматывало всегда, а уж когда он дарил достойным свое прикосновение — сил не оставалось вообще. Но оно того стоило и ни одна из верховных жриц, хоть раз удостоившаяся, никогда не жалела о потраченных силах. Наоборот — каждой клеточкой тела жаждала испытать это снова и снова, остро, безумно, до зубовного скрежета, до сведённых судорогой коленей.

Любая, которую удостоили хоть раз, была готова на что угодно. Не за прикосновение даже — за смутную на него надежду. Повелитель одаривает редко и даёт не больше, чем способна вынести жалкая человеческая плоть. Но плоть глупа, она хочет ещё и ещё. Вот даже и сейчас. Ничего, уже скоро. Повелитель обещал, эта маленькая слишком умненькая красотка ему понравилась…

Атенаис не проснулась.

Она смертельно устала, и потому проспала остаток дня и всю ночь. Её не тревожили, только накрыли тёплым одеялом — ночи у озера были такими же холодными, как и на перевале. А вот днём стало жарко — во всяком случае, на солнце. В тени же грязноватыми оплывшими кучами лежал ещё прошлогодний снег, так и не стаявший до конца за короткое горное лето. Но на солнце пекло не хуже, чем в пустыне — Атенаис, собственно, и проснулась-то от невыносимой жары, задохнувшись и вконец упрев под тёплыми одеялами.

И сразу же поняла, что ей необходимо искупаться.

* * *

Служанка ничего не сказала, а сама Атенаис не заметила среди прочей грязи угольный рисунок у себя на лбу. А потом уже стало и вовсе поздно — она просто стёрла его глиной с песком. Как и прочую грязь.

Если бы она вспомнила свой сон и рискнула бы расспросить кого-нибудь из слуг о дымной фигуре над озером, то узнала бы, что фигуры этой никто из них не видел. Да, был костёр. Да, Госпожа над ним колдовала, и дым действительно был какой-то странный, не иначе, как колдовской. Но — рассеялся, как и положено всякому дыму.