Страшные Соломоновы острова (СИ)

- Ну, хорошо. Я - немец. Живу в Германии. Хорошо знаю и люблю свою страну и свой народ. Я европеец по факту и по мироощущению. Мне понятна и прозрачна разница в менталитетах других европейских народов как фактор индивидуальности. Но мне очевидна и наша общность, которая много на чем замешана. Здесь, сейчас я тоже общаюсь с европейцами по факту и по мировоззрению. Ну, я так думаю, во всяком случае. Но полное ощущение, что вы не отсюда, а с другой планеты. Европейцы с Марса, например. Вы и здесь, и не здесь. Я сейчас не о пресловутой "русской загадке". Это уже давно расхожий штамп. Я о другом. Шайзе, затрудняюсь с формулировками, - сокрушенно помотал он головой.

- Ну, пока ты формулируешь, скажи, пожалуйста, - вклинился Димыч. - Вот ты - человек, европеец. Так? Так. Скажи-ка мне, мил человек, что есть в тебе самое ценное? Буквально одним-двумя словами. Можешь?

Дитер удивленно приподнял брови, недоумевая.

- Вопрос поставлен некорректно. Требуется уточнение. Ценное в какой сфере? Профессиональной, интеллектуальной, духовной... Мне надо подумать. Это очень неожиданно.

- Все ясно, - вздохнул Димыч и повернулся ко мне. - А у тебя?

Я даже не думал, как-то вырвалось само по себе:

- Душа.

- Вот и вся разница, морда твоя европейская. А то заладил, понимаешь: Марс - не Марс, здесь - не здесь... - удовлетворенно забулькал напарник "кедровкой" по стопкам.

И огорошил немца еще одним тестом.

- Ну-ка, прикинь. Вот шлялся ты где-нибудь вдали от своего фатерланда лет эдак пятнадцать. А еще лучше - сидел где-нибудь в Азии за контрабанду, например. Неважно. Истосковался по родным берегам - спасу нет. И вот ты дома. Какое будет твое первое желание? - и настырно уставился на немца.

Тот заерзал.

- Димыч, пойми. Я не умею отвечать на такие вопросы экспромтом. Они слишком глобальные. Или интимные. Мне подумать надо. Ну, не знаю... Может, посидеть на ступеньках своего дома, зайти в любимое кафе... Нет, не могу вот так сразу, - взмолился Дитер.

А Димыч все наседал.

- Нет, сокол ты наш задумчивый. Думать тут не надо. Нужно просто сказать. Или скучать не приходилось? - додавливал экзекутор. И, потеряв терпение, снова спросил у меня: - А твое какое будет первое желание?

Я помолчал, представляя себе соответствующую картинку. Почувствовал легкий озноб.

- Не скажу, что точно сделаю, но первое желание будет - выйти в поле, рухнуть в траву, прижаться к земле всем телом и говорить с ней... Наверное, так, - и встряхнулся, отгоняя наваждение.

А Димыч раздавая стопки, довольно проурчал:

- Вот и вся разница. Какие мы на фиг европейцы, если у нас земля живая? Если душа к ней сама тянется. Понял, менталитет ты наш импортный? На, накати, урюк, - и протянул ему дринк.

Дитер, как в забытьи, выпил. Мы тоже.

- Я попробую помочь Дитеру. Мне тоже очень многое хотелось бы услышать от вас, - подала голос Хелена, все это время с неослабевающим вниманием слушавшая наш разговор. - Скажите, почему в вас нет страха? Поясню. Основополагающим чувством типичного европейца является страх. В этом мало кто признается, но это так. Мы очень ценим тот уровень жизненного комфорта, который нас окружает, и очень боимся его потерять.

И каждый из нас предельно четко осознает, что эта удобная, привычная жизнь - не навсегда, а только до тех пор, пока ты можешь оплачивать свои счета. А существование вне этих привычных удобств, потеря достигнутого статуса - внушает ужас. И не отпускает ощущение зыбкости и ненадежности. Даже враждебности этого мира к тебе.

Он, мир, терпит тебя только потому, что ты кредитоспособен. А если возможность платить исчезает, ты моментально оказываешься на обочине. Пусть вас не обманывают гарантии по социалу. Это все равно нищета, и ты становишься изгоем, теряя друзей и близких.

А это очень страшно. И ведь причина твоих затруднений никого не интересует. Это не обязательно лень или усталость, последствия алкоголизма или наркомании. Нет. Ты такой же трудолюбивый, как и был. Просто твоя фирма разорилась или ты серьезно заболел. Да мало ли что.

Поверьте, это очень страшно. И этот страх толкает людей на все, чтобы не потерять работу. На подлость, интриги, предательство близких... Он принимает характер устойчивой фобии. Под этим прессом проходит вся наша жизнь.

И это все понятно и логично. Так устроен мир. А вы - другие. Хотя проблемы у личности, по сути, те же. Но в вас нет этого страха. Нет, ну, наверное, он есть, конечно, но не в такой глобальной форме и масштабах - точно. И это не отдельный пример отдельных людей. Это тенденция. И у вас, и у нас. Почему в вас нет этого страха? В чем секрет? - Хеля, выдохнув, замолчала и уставилась на нас.

Димыч недовольно покачал головой и рявкнул:

- Да потому что все херня, кроме пчел. А по совести, пчелы - тоже херня.

Я не выдержал и зааплодировал. Умеет соратник удивить, чего уж там... Хеля на секунду замерла, переваривая услышанное, а затем рассмеялась облегченно.

- Это очень непросто, но я поняла. Спасибо, Димыч. Ты предельно ясно ответил на мой вопрос.

- Всегда, пожалуйста. Обращайтесь, ежели чего, - парировал мой друг.