Страшный человек

— Это я. Да. Что еще нашли? Домик в Испании? Где? Бенидором? Не знаю такого. Это долго будет. Самое главное, сейчас задним числом квартиру оформить. Доверенность нормальная, работает? Договорись, чтобы свидетельство на следующей неделе было у нас. Машину его продал уже? Сколько? Мало! Ну, ладно. Про испанский домик посоветуйся там, сам знаешь с кем. Теперь про деньги. Он подписал нотариальную расписку, так что можно забирать, своему другу в банк он завтра позвонит. Организую. И еще: надо жену его встретить, только не пугайте, пусть она придет к нему на свидание с дочерью четвертого, а то он тоскует что-то. Посылку пусть соберет и денег ему. Вот же люди, а? Ни стыда, ни совести, муж сидит, пусть и бывший, а она носа не кажет. Бабы! Давайте быстрее всё заканчивайте. Того гляди сорвется. Ты говорил, если колеса с водкой смешать, интересный эффект может быть. Да ладно? Шутишь! Водка есть у меня, завтра парочку пилюль подошли. Он психованный, трудно его держать. Я сегодня со сменой бумаги передам. Оторвите кусок, и завтра, во вторник утром, записка должна быть у меня. Пусть умелец наш постарается, слов поменьше: прощайте, устал и все такое. Да, пусть Вовчик в среду на завод подходит с письмом. Лабораторию ему временно передадут. Там будет, где развернуться. Ну всё, отбой. Как деньги заберешь, позвони. Давай, брат.

По телевизору показывали детективный сериал. Беломор потянулся, лег на кровать и улыбнулся сам себе. «От меня в СИЗО пользы больше, чем от них на воле», — подумал он.

***

«Послезавтра! — мечтал Олег. — Совсем скоро я увижу Дашеньку. Я верил, что смогу увидеть ее снова. Значит, мы опять будем вместе! Беломор поможет. Когда выйду, продам бизнес, и уедем с ней в Испанию навсегда. Денег хватит надолго. Море, солнце, дружелюбные испанцы. Попрошу себе завтра испанский словарь или самоучитель, буду язык учить. Наверное, так оно все и должно было случиться, чтобы мозг мой очистился от ненужного хлама и я смог разглядеть самое главное — любовь к своему ребенку, жизнь ради своего ребенка. Преподавать я и в Испании смогу, там университетов достаточно. Какое счастье просто жить рядом с Дашкой, гулять с ней каждый день, наслаждаясь каждой прожитой секундой. И молиться, и верить, и жить в вере. Послезавтра она придет, послезавтра».

С теплой, детской улыбкой Олег раскрыл книгу и вернулся к прерванному чтению. Вор не обманет. Раз сказал — значит сделает. Всем телом своим, кожей он предчувствовал счастливые минуты свидания.

***

Сегодня в СИЗО улыбались два счастливых человека — Олег, которому жить осталось два дня, и Беломор, который за два дня поднял несколько миллионов на ровном месте.

6

С момента своего задержания Олег почти ничего не ел. Он еще больше похудел, лучше сказать — отощал. Щеки ввалились, скулы резко выступали, на шее контрастно обозначились жилы и граненый кадык. От постоянного чтения и размышлений о своей судьбе и судьбе дочери Волков начал впадать в мутное забытье. Заглядывающие надзиратели замечали, как сиделец то что-то бормочет сам себе, что-то пишет, то ходит по камере, размахивая руками.

Ночами он практически не спал, даже не ложился, сидя с ногами на нарах и выпучив глаза, как большая трагическая птица.

Третьего мая молодой надзиратель принес ему телефон, и он позвонил в банк. Его приятель удивился, но деньги, при наличии доверенности и расписки, согласился выдать.

В тот же день после раздачи ужина, ближе к отбою, дверь его камеры приоткрылась. Олег бросил писать химические формулы в блокноте и поднял голову. В щель протиснулась рука, поставила на пол бутылку и что-то завернутое в бумажку. Волков, как завороженный, смотрел на происходящее. Он уже перестал разделять сон и явь и просто ждал команды, но от руки не донеслось ни слова. Олег перенес передачу на стол — бутылка водки и две таблетки.

«Беломор, — затрясся Волков. — Не забыл! Честнейший, прекраснейший, благороднейший человек!»

Он выплеснул в унитаз остывший чай и перелил в кружку бесцветную жидкость. Сделал несколько больших глотков, закусил кусочком черного хлеба. Закрыл глаза и прислушался к себе.

Сладкая истома мгновенно растеклась по телу, хмель ударил в голову. Он покачнулся на лавке, открыл глаза и увидел свою камеру, словно украшенную новогодними гирляндами. Выпил еще. Минут через пятнадцать огни потускнели. Все тяжелые мысли отлетели, но их место заняла мучительная пустота и острая жалость к себе. Висящая над столом лампочка постепенно сменила белый свет на черный, мир сузился до предметов, лежащих на столе и теряющих контуры.

Волков тупо, как в колодец, смотрел в кружку с остатками водки. Он внимательно изучал края сосуда, трепетавшую поверхность жидкости, пытался в ней увидеть свое отражение. Вязкие, тяжелые мысли медленно, как холодные змеи, обвивали голову и уже шевелись в его мозгу.