Страшный суд

— Нет возражений, — согласился я. — И на этом завязали…

Обмениваясь соображениями, мы стояли друг против друга в тесном моем кабинете, и — странное дело! — мне все больше казалось, что встреча эта просто обязательно должна была состояться, и два моих предыдущих романа были бы вроде как не завершенными без общения писателя Станислава Гагарина с фюрером немецкого народа.

«Гитлер в нашем доме! Ну и ну!» — воскликнул я, а вслух предложил гостю пройти на кухню и выпить по чашке чая.

«А что, — размышлял, пересекая крохотный холл, — во время прошлого визита товарищ Сталин отменно угощался индийским чаем на кухне. Сойдет сие и для партайгеноссе, хоть он и европеец».

Тут меня осенило соображение, что надо бы и кофе гостю предложить, вроде как на альтернативу, что и сделал, вводя Гитлера на кухню.

— Вы знаете, в прежней жизни я считал кофе слишком крепким для себя напитком, — несколько виновато произнес фюрер, усаживаясь на ящик для картошки, там мы всегда размещаем гостей. — Но в память о молодости — выпью. Тогда, в Вене, как я любил кофе! Любил и страдал от невозможности посмаковать божественный напиток!

Слово «посмаковать» он произнес так забавно, акцент в этом месте усилился, я не сумел сдержать улыбки и бодро сказал:

— В молодости и я любил крепкие напитки… Водку и коньяк, например… Приходилось и одеколон пробовать, партайгеноссе Гитлер. Сейчас же и кофе для меня крепок. Давление, знаете ли, скачет… Но ради воспоминаний о молодости трахну я с вами, Адольф Алоисович, по чашечке бразильского! Натуральный кофе, не суррогат…

— Что есть трахнуть? — спросил Гитлер. — Я знаю это слово в другом значении, идеоматическом.

— Трахнем по чашке во всех значениях сразу, — предложил я. — И по сигарете выкурим, есть у меня «Стюардесса» в заначке…

«Чего это ты раздухарился? — спросил меня внутренний голос. — Не к добру это, Папа Стив, ой не к добру!»

— А где изволит быть ваша супруга, фрау Вера? — спросил гость. — У вас вчера имел место быть юбилей…

— Тридцать пять лет совместной жизни, — притворно вздохнул я. — С ума сойти… Целая вечность!

«А будто вчера случилось сие», — завершил эту мысль про себя, не высказал ее вслух, ибо не захотел показаться сентиментальным в глазах необычного гостя.

— А фрау Вера караулит у Юсовых младшего внука Данилу, — объяснил фюреру отсутствие жены. — Молодые смылись по Москве прошвырнуться, а мальчонку подбросили бабке. Хотя какая она бабка!

— Верно, супруга ваша, как это по-русски… Женщина хоть куда, — согласился Гитлер, и снова тонкая улыбка наметилась на его губах.

Пока согревалась вода для кофе, мы с товарищем Гитлером молчали. Не скрою: некая очумелость в существе моем содержалась, хотя и поднаторел я в общении с необыкновенными — тьфу ты: чуть было не написал людьми! — личностями, назовем их так, один Иосиф Виссарионович с Агасфером чего стоят. Но первый, как говорится, родной и близкий, второй — хотя и Зодчий Мира, но персонаж давнишнего рассказа, я ведь его поначалу просто выдумал, Вечный Жид потом уже материализовался на Каширке…

Словом, с теми двумя было проще, как ни фантастично выглядели наши встречи и приключенческие крутые контакты.

А тут… Адольф Гитлер, с детства известный как ужасное исчадие преисподней, сидит на ящике с картошкой, готовится пить гранулированный растворимый кофе, отстраненно, непривычно посматривает на хозяина и… молчит.

В голове вертелась дурацкая, невесть как возникшая фраза: «Как вас теперь называть, доктор Зорге?» Но причем здесь доктор Зорге? Разве что он тоже немец… А Гитлер и вовсе австриец. Есть ли между ними разница, уроженцами Рейха и Восточной Империи?

— Почти никакой, — нарушил молчание фюрер. — Вроде разницы между малыми, белыми и великими россами.

«И этот читает мысли? — ужаснулся я. — Ну и дела… Надо завязывать с подобными романами. Этот вот, третий, допишу, и сменю писательскую пластинку».

— Вы правы, камарад Станислав… Позвольте мне вас так называть, отчество у нас не принято произносить. Германский фюрер благодарит вас за объективное изложение событий в романе «Мясной Бор», за то, что вы избежали фальши и карикатурности в изображении Адольфа Гитлера и его храбрых ратников.

«Гм, — хмыкнул я мысленно. — Товарищ фюрер о себе говорит в третьем лице… У товарища Сталина научился?»

Не скрою: похвала Гитлера, его благодарность и даже некоторая смиренность в общении с писателем мне польстили.

Ничто, увы, человеческое мне не чуждо…

Вспомнилось, как маршал Язов сказал мне однажды:

— У вас, Станислав Семенович, самое высокое звание на Земле. Вы — писатель. И выше этого звания быть не может!

Умница Дмитрий Тимофеевич всё еще томится, увы, в камере Матросской Тишины. Старый наивный солдат… Как верил он Меченому Антихристу!

— Сидеть ему осталось недолго, — снова нарушил молчание Гитлер.

— Откуда вы знаете?

— Я всё знаю, — скромно опустил глаза вождь германского народа и генсек рабочей партии.

И тут закипел чайник, в данном случае кофейник… Ведь мы собирались трахнуть бразильского.