Страшный суд. Пять рек жизни. Бог Х (сборник)

— Я люблю ваше мусульманство за ярко-зеленый цвет и разнообразие, — почтительно сказал я. — Пророк Мухаммед обещал, что число путей очищения равно количеству истинно верующих. Как хорошо, что на изображениях Пророка на месте лица пустое место. Мессия непредставим. Нет ли у вас в мечети пустой посуды? Ну хоть из-под водки.

— Мы не пьющие, — сказали имамы, но в глазах у них я прочитал чужой приказ не давать.

— Капитана боитесь? — спросил я.

— Капитан — акбар, — сказали имамы.

Я поднял мои глаза кверху и увидел его на небе. Когда я пытался смотреть в другую сторону, то все равно видел его.

— Клянусь звездой, когда она закатывается, — сказал я, — не сбился с пути ваш товарищ и не заблудился.

— Хвала Аллаху, господу миров, — отозвались имамы, — милосердному царю в День суда!

Я вынул ручные гранаты из своих белых штанов и стал ими в шутку жонглировать, стоя на ковре посреди мечети.

Имамы тихо вынули из-под скамейки пару пустых бутылок.

— Капитан велик, — сказали они, — но ты всемогущ и милостив.

Удовлетворенные нехитрым ответом, мы с немкой, схватившись за руки, уехали на автобусе на могилу Василия Сталина, умершего здесь в хрущевской ссылке. У Василия — отбитая фотография, искусственные цветы и венки, восточные сладости траурных принадлежностей. Восточных деталей России не занимать. Взять хотя бы тот же автобус. Кабина водителя — со всякими занавесочками, рюшечками, иконками и салфеточками — это скорее алтарь, чем кабина. Такая кабина гораздо ближе к Индии, чем к Европе.

На дне

За завтраком ко мне подошел капитан с озабоченным видом.

— Из каюты вашей немки всю ночь доносились страшные крики, — сообщил он.

— Не обращайте внимания, — усмехнулся я. — Ей снятся кошмары. Ее дедушка воевал под Сталинградом.

— Ах, вот оно что! — успокоился капитан. — В Самаре, — дружелюбно добавил он, — не забудьте посмотреть бункер Сталина.

В каждом русском городе — своя невидаль. Тамбов славится небоскребами. Орел — пирожными, Тула — ночными поллюциями, Астрахань — прародина компьютеров. Самару Борис Годунов повелел заселить сволочью. В Самаре черным-черно от рабочих.

Рабочая сила кормила нас шоколадными конфетами, поила коньяком и не задала ни одного вопроса. Мы тоже ни о чем не спросили. Мне нравится пролетарское гостеприимство.

Объевшись шоколадными конфетами, мы зашли в здание бывшего обкома партии, выстроенное в духе купеческого эклектизма 1880-х годов.

— А где тут можно у вас покакать? — окликнула немка усатую гардеробщицу, суча ногами от нетерпения. Мы сразу попали в культурологический нерв. Русская женщина открыто просится только по малой нужде. «Я пошла писать», — весело заявляет она. Но большую нужду скрывает с таинственностью, достойной шпионского фильма. В просторном холле нас проводили к скромной двери. За такой дверью в России обычно находится мелкое помещение для уборщицы: стоят ведра, швабры, висит серый халат. Но когда дверь открылась, мы с немкой в один голос ахнули: это был вход в огромный подземный мир.

— Эх, подвели нас родные попы, — вдруг сказал кто-то рядом. — Всю веру обломали, как черемуху.

Я привык, что в России люди везде говорят о самом важном и даже не оглянулся. Прикрытое четырехметровой бетонной плитой подземелье, о котором никто не знал в городе вплоть до недавнего времени, стилистически напоминает ствол московского метрополитена, опрокинутый вниз на тридцать семь метров.

Спускаясь в головокружительную шахту, с дополнительными поэтажными перекрытиями, способными в совокупности противостоять ядерному удару, мы, в сущности, спускались в национальную преисподнюю. На самом дне во всей красе перед нами предстал кабинет Сталина с настольными лампами в угрюмом стиле модного деко, со множеством фальшивых дверей, ведущих в никуда (защита от клаустрофобии), — точная копия его кабинета в Кремле. Напрашивался рой метафор. Русская душа демонстрировала со всей очевидностью свою дьявольскую хитрость, бесхитростность и глубину.

— Капитан слышал, как ты кричала, — сказал я моей немке в сталинском кабинете.

Открылась фальшивая дверь. Вошел капитан. За ним — бритоголовая команда речников-добровольцев.

— Ты брал пустую посуду в Казани? — спросил капитан, усаживаясь за генералиссимусский стол.

— Капитан, — с достоинством сказал я, — это что: допрос?

— Введите их, — сказал капитан по красивому правительственному телефону-вертушке.

Двое головорезов ввели имамов. Хорошо избитые люди всегда похожи на загримированных.

— Ты не пощадил даже их! — вскричал я.

— Замуруйте их в сталинском сортире, — распорядился капитан. — Всех четырех!

Нас быстро принялись замуровывать, забрызгивая от спешки раствором. Немка тем временем бросилась к унитазу диктатора.

— Это не от страха, а потому что очень хочется, — сказала она, обнажая зад и боясь обвинений в трусости.

— Имамы, — сказал я. — Где сила вашей молитвы?

Имамы, сосредоточившись, запели главный духовный гимн:

— Веди нас по дороге прямой, по дороге тех, кого Ты облагодетельствовал, — не тех, кто находится под гнетом, и не заблудших!