Страсть герцога

– Ладно, признаю, что это было глупо с моей стороны, но я пыталась настоять на своем. И это не означало, что я действительно стала бы его любовницей. Он это знал.

– Правда? – в голосе Скримшоу звучал скептицизм. – Осторожнее, мисс. Вы позволяете высокому титулу, дорогой одежде и тонкой лести этого джентльмена затуманить ваш разум. Не все то золото, что блестит.

– Я это понимаю. Ну неужели ты думаешь, что я ничему не научилась на примере маман? Я знаю, как легко подпасть под чары такого человека – и как опасно под них подпадать. Я хорошо защищена от таких глупостей. Ты волнуешься из-за пустяков. Все будет в порядке.

– Осмелюсь заметить, что мистер Мэнтон счел бы иначе, если бы он был здесь.

– Ах. Но его же здесь нет, – сказала она, махнув рукой. – И почему тебя так волнует то, что он подумает? Когда я уеду, ты сможешь начать репетировать роль Диггори в «Ночи ошибок, или Унижении паче горести». Это может стать началом чего-то большего.

Скримшоу покосился на нее.

– Да, вроде вышвыривания меня на улицу за то, что я позволил вам отправиться в безумную экспедицию во Францию с герцогом Лайонсом.

– Что за вздор. Дом никогда тебя не вышвырнет. – Увидев, что Скримшоу по-прежнему выглядит нервно, Лизетт добавила: – Я не позволю ему. Клянусь.

– А что мне говорить людям, если они спросят, куда вы уехали?

– Скажи, что уехала с Домом. – Она расправила плечи. – Я знаю, что делаю. Наслаждайся игрой в своей пьесе и не волнуйся за меня. – Лизетт направилась к своей комнате. – Но сначала – приведи миссис Биддл, чтобы она помогла мне собраться.

И все же, готовясь к поездке, она размышляла, не был ли Скримшоу прав? Не позволяла ли она титулу и богатству герцога расположить себя к нему? Или, что еще хуже, не позволяла ли она сделать это его лести?

Потому что вы настолько красивы. Я не могу притворяться, что не заметил этого.

Лизетт вновь ощутила трепетание в животе, будь оно неладно. Герцог явно знал, как делать комплименты. Его слова казались лишенными претензий и скрытых намеков.

Однако это не означало, что они были правдой. Как они могли ею быть? Она не была нежным, уязвимым цветком, который желал каждый джентльмен. Даже пап'a называл ее своей дикой кобылкой. И если Лизетт знала об англичанах хоть что-то – так это то, что они не любят диких женщин. Герцог явно дал это понять, назвав ее занозой в «филейной части».

Это заставило Лизетт улыбнуться. Беспокойство Скримшоу было совершенно абсурдным. Герцог счел недопустимым даже произнести в ее присутствии слово «задница». Едва поняв, что она не является распутной женщиной, он стал самой благопристойностью.

Не считая того момента, когда она предложила ему сыграть его любовницу.

Лизетт вспомнила, каким нескромным взглядом он окинул ее в ответ на это предложение, и у нее перехватило дыхание. Возможно, «сама благопристойность» тоже не было для него лучшим определением. Герцог был тайной. Тайной, которую она хотела раскрыть.

Лизетт нахмурилась. Нет, разумеется, нет. От мужчин вроде Герцога Горделивого были сплошные проблемы. А Лизетт в них совершенно не нуждалась. Ей наконец удалось войти в доверие к Дому. Возможно, он уже вскоре позволит ей расследовать какое-нибудь дело или, по крайней мере, заняться чем-то действительно важным.

Все эти годы она мечтала именно об этом – о том, чтобы самой контролировать свою жизнь, самой нести груз ответственности, а не зависеть от бестолковых мужчин. И отношения с герцогом явно не пошли бы на пользу ее планам.

Потому она будет держать с Лайонсом дистанцию. Не обращать внимания на его комплименты и свое абсурдное влечение к нему. Она лишь хотела спасти будущее Тристана. И ничего кроме этого.

***

Когда через несколько часов Лизетт прибыла со своей сумкой в трактир «Золотой крест», ей пришлось напомнить себе о своем намерении держать дистанцию. Потому что высокомерный герцог вновь превзошел все ее ожидания.

Простая одежда должна была заставить его выглядеть буднично, придав ему менее мужественный вид. Однако все вышло ровно наоборот. С небрежно переброшенным через плечо сюртуком, он выглядел лихим авантюристом, готовым отправиться покорять мир.

А она определенно испытывала слабость к лихим авантюристам.

Пропади оно все пропадом. К одежде герцога претензий быть не могло: его коричневая бумазейная куртка, кожаные бриджи и незамысловато повязанный темно-коричневый шейный платок могли быть на любом торговце.

Однако мягкий коричневый цвет подчеркивал теплоту его зеленых глаз, а видавшие виды высокие сапоги из коричневой кожи придавали ему ореол человека грубоватого и смелого, с которым следовало считаться. Что еще хуже, резкие черты лица и немодно прямые золотисто-каштановые волосы, не соответствовавшие богатому лорду, отлично подходили авантюристу в бумазейной куртке.

Герцог открыл рот, и надменная манера речи немедленно выдала то, кем он являлся на самом деле:

– А вот и вы. Я уже было подумал, что вы забыли, во сколько отправляется дилижанс.

Подходя к нему, Лизетт вымученно улыбнулась.