Страсть и надежда

Рубина горестно молчала, глядя на Бейбута своими выжженными горем глазами.

Бейбут проговорил тихо, едва слышно:

— Рубина многих людей от болезни спасла…

— Сейчас не время говорить обо мне. Торопись! Миро потерял много крови.

— Я верю Рубине, — сказал Бейбут громко и властно. — Поехали в больницу!

Выбрали "газельку". Впервые, наверно, Миро ехал в ней не сидя за рулем.

* * *

"Вот оно, счастье!" — думала Олеся в те дни, когда Форса не было в Управске. Все было легко и хорошо. Неприятности казались мелкими и пустяшными. Даже придирки Тамары, которые она старалась не замечать. Даже идиотские шуточки Антона, которые не замечать было еще проще. Зато каждый жест, каждое слово Астахова она ловила с наслаждением. Олеся слушала, что он говорит, что-то отвечала ему сама, и что бы ни сказала, ощущала всем своим женским естеством, что Астахов восхищается каждым ее словом, каждым жестом…

И все это разрушилось в то мгновение, когда в трубке раздался знакомый голос:

— Алло! Олесечка? Жду вас в "Волге". Ну вы знаете где.

Снова все сначала. Снова все вверх тормашками…

В VIP-кабинете Форс потягивал лихо навороченный коктейль. Увидев Олесю, протянул ей лист с каким-то текстом. Сказал хорошо поставленным коман-рирским голосом:

— Отправишь это Зарецкому.

— По почте?

— Олеся, не прикидывайся дурочкой. У тебя это плохо получается. Конечно же не по почте, а по факсу, причем именно с астаховского факса. И сегодня же. Надеюсь, телефон Баро ты не забыла?

— Забыла.

— Ладно, тогда вот тебе напоминание, — Форс накарябал на ресторанной салфетке телефон Зарецкого.

Олеся взяла и начала читать бумагу, протянутую ей. Письмо было написано зло, по-форсовски, но фамилия внизу стояла — "Астахов".

— Что это?

— Деточка, я устал тебе напоминать. Не суй свой нос, куда не следует.

— Леонид Вячеславович! Такое предложение оскорбит Зарецкого. И у них с Астаховым снова начнется вражда.

— Слишком ты умная для горничной. Твое дело — факс отправить. И пыль протирать.

Олеся вспыхнула румянцем, схватила бумагу, встала и ушла.

Форс ухмыльнулся и вновь принялся за коктейль. Ему, признаться, даже нравилось, что агент попался такой норовистый. Это как гвоздик, что высовывается из половицы. Вылез, чуток царапнул тебя. Ты его раз — и опять молотком по самую шляпку в половицу. До следующего раза.

Гораздо хуже, когда гвоздь сидит в полу, вроде как, надежно. Датам внутри проржавел, превратился в труху вместе с половою доской.

* * *

С тех пор как умерла Рада и чудом выжила Кармелита, Баро не доверял врачам. Совсем не верил, видел в них врагов рода человеческого. Над этим можно было смеяться, это можно было осуждать, но изменить — нельзя. Вот и сейчас Зарецкий сильно осерчал на Бейбута за то, что тот увез сына в больницу. Только тут уж ничего не исправишь. Что сделано, то сделано, и как будет, так будет. Как говорится, уведенного жеребенка назад не вернешь.

Теперь настало время заняться убийцей. Этим подлым и мстительным гаджо по имени Максим. Зарецкий велел доставить его из подвала в свой кабинет. А еще призвал в свой кабинет Кармелиту.

Рыч с помощником привели Максима. Рыч остался, а помощника его тут же отослали. Мало ли что может сейчас выясниться. Не следует знать об этом всем и каждому.

Цыганский "арест" не прошел для парня бесследно. Одежда его была изорвана, на теле — обильно рассыпаны синяки и царапины. Но при этом Баро отметил про себя, что в глазах Максима нет ни тени испуга. Он смотрел на Зарецкого спокойно и уверенно. Как не ненавидел Баро этого человека, но сейчас вынужден был признать: Максим — мужик хоть и подленький, но смелый.

Дай бог каждому, оказавшись в такой ситуации, вести себя так же.

— Вот, Баро, — сказал Рыч. — Это он хотел убить Миро. Мы его схватили, когда он пытался избавиться от ружья.

— Ты?! Убийца!!! — Баро сжал кулаки.

Все недавнее восхищением Максимовым спокойствием прошло. Остался только жгучая ненависть. Подло из-за куста стрелять в своего более удачливого соперника. Так бы взял и придушил подонка!

Баро подошел поближе к Максиму, всмотрелся в его глаза. Казалось, что еще мгновение — и он вцепится ему в глотку.

— Я не стрелял, — спокойно сказал Максим.

— Врет, — бросил Рыч. — Больше некому. И ружье было у него в руках.

Максим пошевелился. И получилось это у него как-то угрожающе, в иностранном кино в таких случаях герой уже в следующее мгновение сбрасывает путы и начинает дубасить врагов. Видно, что-то подобное привиделось Рычу, потому что он с опаской встал за спиной у Макса.

— Ты посмотри на этого человека, — Баро указал Кармелите на Максима. — Внимательно посмотри. Ведь именно с ним ты хотела сбежать. Я выгнал его из этого дома. А он вернулся. И для чего?! Для того, чтобы убить нашего Миро.

Да ты волоса ее одного не стоишь, как у тебя рука поднялась?

— Это не я.

— А кто же?

— Не знаю! Я смотрел…

— Подсматривал, — исправил его Рыч.

— Подсматривал… — вынужден был признать Максим.

— То-то! — торжествующе сказал Рыч. Но тут Баро неожиданно вспылил: