Страсть и судьба

Он собирался сказать ей целую романтическую речь с подробным изложением всех причин, по которым она должна выйти за него замуж. Но когда она заговорила с ним, когда посмотрела на него благодарными глазами, все заготовленные цветистые фразы и логические построения совершенно вылетели у него из головы.

— Ты веришь мне? — спросил он.

— Когда ты говоришь, что любишь меня, я верю тебе, Оливер. Прошло время сомнений. Да, я согласна выйти за тебя замуж.

— Ты не шутишь? — недоверчиво переспросил он.

— Нет, — улыбнулась она.

— Я знаю, — взволнованно проговорил он, — что недостоин тебя, Сесили, но, клянусь, всю свою оставшуюся жизнь…

— Перестань, — тихо перебила она его, — ты более чем достоин. Прости, если я заставила тебя думать иначе. Но как ты узнал, что я поехала в Хэллоушир?

— Ко мне приезжал Джон Грей, — сказал Оливер, и Сесили поморщилась. — Он рассказал мне, что ты порвала с ним и объяснил причину. Это была самая чудесная новость в моей жизни. Должен признаться, я не сразу ему поверил.

Сесили улыбнулась и сказала с едва уловимой печалью в голосе:

— Прости, что не сказала раньше. Но мне очень приятно, что ты рад ребенку.

— Какому ребенку? — нахмурился Оливер.

— Какому ребенку? — усмехнулась она. — Тому самому ради которого ты поехал за мной. Тому самому, сообщение о котором ты назвал самой чудесной новостью в своей жизни.

— Сесили, я вернулся за тобой, потому что Джон Грей сказал, что ты порвала с ним все отношения и что ты… ты любишь меня, — медленно проговорил он, глядя как расширяются ее глаза. — О каком ребенке ты говоришь?

— Так ты вернулся только ради меня? — недоверчиво спросила она.

— Разумеется! Черт побери, о каком ребенке ты говоришь?

Глаза Сесили заблестели от слез.

— О твоем ребенке, Оливер. О нашем ребенке.

— Так ты… беременна?

Она кивнула, не сводя с него глаз:

— Я думала, ты знаешь. Я думала, именно поэтому ты приехал за мной.

— И ты не собиралась мне об этом сообщить? — почти обиженно спросил Оливер.

— Я хотела послать тебе письмо из Хэллоушира.

— Значит, ты сомневалась в моей любви к тебе?

— Я сомневалась не в тебе, а в себе. Я не понимала себя, не понимала, кто я и каково мое место в жизни. Зато теперь я все понимаю.

— И кто же ты?

— Я… я твоя женщина, — просто ответила Сесили. — И всегда была ею. Может, даже с самого рождения.

Оливер молча кивнул. Он все понял.

Наклонившись к Сесили, он приблизил губы к ее устам и прошептал:

— Я так давно хотел это сделать…

И поцеловал ее.

Резкий стук в дверь заставил его оторваться от Сесили. В комнату решительно вошла Сибилла. Ледяной взгляд ее синих глаз враз охладил любовный пыл Оливера.

— Сесили, ты пришла в себя? — сказала Сибилла. — Как ты себя чувствуешь, милая?

Она подошла к Оливеру, и он заметил в ее руках скрученные пергаментные листы.

— Мне уже лучше, Сибилла, благодарю тебя.

— Почему вы ничего не сказали мне о ребенке? — спросил ее Оливер.

— Вот и хорошо, что вы уже об этом узнали.

— Я готов задушить вас! — прорычал Оливер.

— Не надо так, Оливер! — слабо вскрикнула Сесили. — Сибилла не могла сказать тебе об этом. Я просила ее хранить это в секрете. Не вини ее в том, в чем она совсем не виновата.

Оливер понимал, что она права, но гнев не угасал. Сибилла усмехнулась, приподняв одну бровь.

— Спасибо, Сесили. Честно говоря, я тоже готова вас задушить. Что было в том письме, которое вы отправили королю несколько дней назад? А?

Гнев Оливера заметно утих.

— Я тогда был очень зол на вас, Сибилла.

— Что вы написали ему? — гораздо мягче повторила свой вопрос Сибилла. — Вы же понимаете, мне совершенно необходимо это знать.

Оливер понимающе кивнул:

— Я обещал ему поддержку в осаде Фолстоу. Написал, что вы готовитесь к нападению.

— Ты не мог этого сделать, Оливер! — ахнула Сесили.

Он повернулся и, подойдя к постели, взял ее руку в свои ладони.

— Прошу прошения, Сибилла. Если бы вы мне сказали… если бы я знал…

— Что именно? Что тем самым вы обещали отдать Эдуарду свою немалую собственность и ради этого даже выразили готовность умереть при осаде Фолстоу?

— О чем она говорит, Оливер? — повернулась к нему Сесили.

Тот молча вынул из внутреннего кармана две половинки пергаментного листа и печально уставился на них.

— Полагаю, это мое, — протянув руку, решительно шагнула к нему Сибилла.

— Хоть кто-нибудь скажет мне, что здесь происходит? — взмолилась Сесили.

Сибилла взяла в руки две половинки пергамента и, добавив к ним еще один фрагмент листа, печально воззрилась на них.

Прошло довольно много времени, прежде чем она подняла взор на Оливера и Сесили.

— Настало время моей исповеди, — тихо сказала она.

Сесили стало не по себе, хотя она еще находилась в своего рода эйфории — рядом с ней сидел Оливер, он держал ее за руку, она собиралась стать его женой; он приехал за ней, и только за ней, поскольку ничего не знал о ребенке, и жениться на ней собирался вовсе не ради наследника.

Однако тон Сибиллы, ее печальное лицо и понурый вид вызвали у Сесили страх. Никогда прежде она не видела старшую сестру такой удрученной и озабоченной.