Чтобы стульев тяжелых озноб ощущался сильней.
Уголок чтобы каждый молчаньем угрюмым просил
По возможности чаще вокруг рассыпать свой восторг,
Чтоб грудные комочки едва накопившихся сил
Поллитровкой спешил выставлять на затравленный стол.
Я возлюблен, поскольку родился в далеком краю,
Я возжаждан в миру, как достойный жених или брат,
А в далеком краю и всего то, что пять сараюх,
И пойдите поймите, в которой не страшно с утра.
Но я помню, что мир одинаков в своей красоте,
Я не вижу причин в расхожденьи имен или мест:
Если видел ее - то встречал где угодно затем
И на несколько слов приглашал в машинальный подъезд.
В рот открытый ее посмотрел и полпамяти слил,
Говорил, отрывая от слов беспорядочный вес,
Будто ноги счастливые сами топиться несли:
"Моя милая, взял бы тебя, чтоб забыть наконец,
Чтоб углам ненасытным разглядывать было кого,
Шифоньеру чтоб было куда исподлобья глядеть,
Чтобы было кому одичать и остаться вдовой
Говорил и психозом своим безраздельно владел:
Говорил не спеша, будто в рот ей свой голос крошил -
Чтоб успеть сформулировать каждый прорвавшийся стон,
Будто лампочку пальцами злыми боялся душить,
Но протягивал ближе руки непочатый батон,
Будто камень надгробный с души наконец сковырнул,
Провожая слова обреченные вверенным ртом,
Взгляд последний рублем повертел и измял, не швырнув -
Даже глянуть боялся, а встал и пошел, а потом
Пьяным криком своим набивал переулочку рот,
Лунным светом бездомным валился на каждый порог,
Алых роз им на снег нахаркал, чтобы рвать нельзя,
Миллион нахаркал их, и рвал их, и рвать не озяб.
Свое тело по улицам узким в подарок волок,
Длинных пальцев букет вместе с голосом хриплым срывал,
Но в далеком краю был согласен вести диалог,
Но в далеком краю диалог обречен на провал.
...Возвращаться - плохая примета, но это - судьба
Как в негодность себя приходить, чтоб совсем не оглох,
Это - в комнате с вечера кто-то углы разгибал,
Это - мебель застать в неестественных позах врасплох.
Там, где вырванной дверью держал неудачу свою,
Там, где веры моей опрокинутый шкаф не поднять,
Там, где есть только жить и курить, где остаться боюсь,
Там, где якобы сестры с женой и другая родня
Пусть останемся вместе лишь я и ее эпикриз -
Я умею не плакать в лицо и в жилет не плевать,
Не заметить полов истерию и стульев каприз:
Занимайтесь любовью - я буду лежать, как диван.
И уже не ее приближая к себе, а успех,
Горсти взглядов бросайте лишь этот оконный проем -
Не туда, где я вешаю тела рекламный проспект,
А туда, где останется тело живое ее -
Чтоб не выпас меня даже Бог, чтоб упас от щедрот,
Чтобы руки себе оборвать - насовсем, как пиджак,
Чтобы вылить за дверь бесполезного тела ведро
И слепым косолапым рублем на асфальте лежать.
Вероятно, что в горле чужом встанут комья горой
За меня, перешедшего несколько правильных черт.
В остальном этот номер пройдет санитарный контроль,
И в далеком краю вскроют тела распухший конверт.
Будто камень надгробный с души наконец сковырнул,
Провожая слова обреченные вверенным ртом,
Взгляд последний рублем повертел и измял, не швырнув -
Даже глянуть боялся, а встал и пошел, а потом,
Обретая способность в уме вырабатывать спирт
И уже ужасаясь размахами будущих слов -
Пусть мои грандиозные планы сорвутся с цепи,
Чтоб разбитого солнца последний вагон пронесло.
... И доверчивой спермой заплачут глаза ее,
И рука не поднимется кофточки снять показания,
Обезболенным голосом полголовы снесет,
Но в далеком краю мне нужна секретарша, и все.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ОТ АВТОРА:
Вторая часть этой небольшой книги предназначена лишь для фанатиков автора, для читателей, офанатевших в процессе чтения первой части, для ученых, получивших достаточные для чтения этой книги научные звания и степени, для плохих поэтов (дабы они не грустили над своими произведениями, читая мои, параллельно изучая принципы поэтики и методы написания стихотворений), и, кроме того, для любителей попеть.
I
ВЕТЕР ИЗО РТА
1985 - 1987
ДУРДОМ
Застывают дома, как слепые младенцы,
В хирургии монтажно-ремонтных работ.
Удлиненная женщина мнет полотенце,
Исповедуя койке синдром Клерембо.
Она курит в окно из палаты и, может,
Санитар, что повыше, подарит ей роз -
Ее череп обтянут прекрасною кожей,
И в массивных глазах отражается нос.
Темнота над землей, и волшебник безумный
Нажимает рукою на плавный рычаг,
И всплывает над корпусом летним и лунным
Наклоненный во двор силуэт главврача.
Его мягкие взгляды не сверлят, а моют,
Но шаги коридор положили молчать,
И халат развевается белой чалмою,
И летит на ритмичных и зычных плечах.
А внизу шевелятся, как мокрые жабры,
И огни туалетов, и крашеный стол,
И стручок человека с гнусавою шваброй,
Подметает заплеванный кафелем пол.
93-й ГОД
Времени доза
Влилась под наркозом,
В небе надулись,
И лопнули звезды.
Из-за спины
Раздаются в плечах
Узкие люди
В длинных плащах.
Трупы зашиты,
Лица закрыты
Рукой или дверью
Камеры пыток.
Город украшен
Рвотой и кашей.
Утыкан зубами
Сломанных башен.
С ножом и аллахом
В грязных рубахах
Жадные дети
Кушают сахар.
Красные пасти
Светы и Насти
Пальцы внутри
Разрывают на части
Мимо проходит
Новенький Ленин.
Пустые дома
Встают на колени
Александр Александрович Артемов , Борис Матвеевич Лапин , Владимир Израилевич Аврущенко , Владислав Леонидович Занадворов , Всеволод Эдуардович Багрицкий , Вячеслав Николаевич Афанасьев , Евгений Павлович Абросимов , Иосиф Моисеевич Ливертовский
Стихи и поэзия / Поэзия