Страсть на грани

— Никакой, но все это очень непонятно, — задумчиво проговорила Лера. Выйдя на крыльцо, она велела детям возвращаться в дом, а сама решительно набрала бабулин номер. — Привет, ба, — сказала она, когда старушка взяла трубку. — Мы к маме приехали. У нас все хорошо, а у тебя?

— Пока не жалуюсь, — степенно ответила Ксения Дмитриевна.

— Я Олегу усадьбу показывала, деда вспомнила. Мы потом с мамой о нем заговорили, и она сказала, что дед перед смертью говорил про кроликов. Ты не помнишь, что именно?

— Почему не помню? Я, слава богу, пока еще на память не жалуюсь, — бабуля усмехнулась, и Лера сразу представила ее — худенькую, с забранными в строгую кучку седыми волосами, в узеньких брючках, элегантном жакете и тапочках на каблуках. Бабуля в свои преклонные годы продолжала оставаться образцом элегантности, регулярно делая маникюр и каждый день подбирая к своему наряду кольца.

— Бабуль, что именно он говорил? — спросила Лера. — Только дословно, если можно. Это важно, я тебе потом расскажу почему.

— Он сказал, что мы должны разгадать загадку кроликов и что все спрятано у первого кролика.

— Что-о-о? И что это значит?

— Не знаю, внученька. Но он именно так сказал, а потом потерял сознание.

— И ты не думала никогда, что он имел в виду?

— Нет, не думала. Зачем? Никакой загадки про кроликов я не знаю. Что может быть где-то спрятано, тоже. Да и нечего тут знать, скорее всего. Он это в предсмертном бреду сказал.

— Ладно, бабуль, я тебя целую, — задумчиво проговорила Лера. — Мы завтра вернемся, и я четвертого обязательно к тебе приду.

— Мальчишек возьми, — попросила бабуля. — Я по ним соскучилась. А свое ценное приобретение можешь дома оставить.

— Это ты про Олега? — догадалась Лера и засмеялась. — До чего ж ты вредная, уж если кого не полюбишь, так спуску не дашь!

— А с чего мне его любить? — философски заметила бабуля. — Он еще пока ничего такого не сделал, чтобы я его полюбила.

— А если я его люблю?

— Ну, так я ж тебе не запрещаю. — Лера представила, как бабуля пожимает плечами, сидя в глубоком кресле напротив телевизора. — Люби на здоровье, а мою любовь еще заслужить надо.

Вернувшись в дом, Лера быстро пересказала маме и Олегу содержание разговора с бабулей, опустив, естественно, последнюю часть. Знать, что пожилая родственница его недолюбливает, мужу было совсем необязательно.

— Кто-нибудь что-нибудь понимает? — беспомощно спросила она. Но никто ничего не понимал.

— Выкиньте вы все это из головы! — решительно сказал Олег. — Я поговорю с Димкой Вороновым, ну, приятелем моим, который в полицию перешел, и мы что-нибудь придумаем. А пока давайте уборку заканчивать и на стол накрывать, а то мне после ночного дежурства так есть хочется, что спасу нет.

* * *

Почему-то так получается, что я всегда чувствую себя виноватой.

Мы с моим комплексом вины — точно двойняшки, причем он родился раньше меня. Минут примерно на пятнадцать.

Я — плохая жена, потому что мой первый муж всегда так говорил.

Я — плохая мать, потому что мои сыновья растут, пока я пропадаю на работе.

Я — плохая хозяйка, потому что, в отличие от мамы, не пеку пироги, не квашу капусту, к плите встаю только по выходным, а уборка у меня всегда превращается в отдельно взятый подвиг. Честно говоря, уборка — это то, что я больше всего в жизни ненавижу.

Я — плохая дочь, потому что езжу к маме гораздо реже, чем нужно. И не предлагаю делать уборку в ее квартире. По каким соображениям, читай выше.

Я — плохой друг, потому что не могу каждый день сидеть в кафе со своей подругой. И в отпуск с ней вдвоем выбраться никак не могу. Потому что у меня же дети. А теперь еще и муж.

Я — неподходящий объект для воздыхания, потому что назойливые ухаживания меня не радуют, а раздражают. Хотя надо признаться, что до появления в моей жизни Олега никто особо и не воздыхал.