Страсть на холсте твоего преступления

Он вернулся в другом настроении. Несмотря на то, что Харрис скуп на эмоции, я научилась распознавать их по жестам его тела. Они говорящие. То, как он стучит пальцами по рулю — говорит о явной нервозности. То, как касается переносицы — доказывая, что раздражен. То, как сжимает челюсть — говорящий признак его контроля над собой. Я бы хотела показать ему, что рядом со мной можно не контролировать себя и что я уже видела его сломанную сторону, которую с удовольствием бы приняла и пригрела. Но ему не нужна была моя ласка, и я не понимала, что этому человеку действительно нужно было. Понять, о чем думает камень невозможно.

— Мы едем в мой офис. У меня договорная встреча по поводу новой системы безопасности, — говорит спокойно, разворачивая машину.

— А мое мнение ты спросил? Возможно у меня дела. И вообще, мы оставили Эйвона одного, — начала я, но его поднятая рука остановила мой монолог. Я замолкла, недовольно прищуривая глаза. Он повернулся ко мне через плечо, рассматривая собранный вид. Да, я быстро пришла в себя. После нашего развратного контакта, который мог продолжиться, если бы не звонок, я быстро привела себя в порядок.

— Тебе необходим опыт. Ты узнаешь, как ведутся правильные переговоры, — намекнул он, от чего я поддалась вперед.

— Ты считаешь, мой отец вел переговоры неправильно? Я буду считать это профессиональным оскорблением, — от моих слов он сжал челюсть и замолчал. Я выдохнула и упала на заднее сиденье.

Я ненавижу эмоциональные качели, которые он раз за разом дарит мне. Сначала возбудит и позаботиться, подарив слабому сердце надежду, а после разобьет все вдребезги своим холодным отношением. Я ненавидела это, но я не могла ненавидеть его. Иногда мне кажется у меня развивается лёгкая форма любви к своему похитителю, Стокгольмский синдром, потому что объяснить моё влечение к ужасно холодному камню невозможно.

Извилистые, узкие улочки Дублина отправляли в путешествие во времени от старинных зданий до неоновых вывесок пабов. Переплетение современности и традиций создает колорит, от которого я улыбаюсь. Я люблю Дублин со всеми его странностями.

Мы были в бизнес центре Дублина, когда надо мной возвысился огромный современный небоскреб Харрис Ньювест. Размеры здания пугали и завораживали, а мужчина рядом со мной, властно поправив пуговки пальто, не дожидаясь меня, отправился вперед. Его встречали улыбками, смущенными взглядами и страхом. Как только он вошел, ему предоставили весь список важных гостей, прибывших в Харрис Ньювест в ближайшее время. Предоставили время и дату важных переговоров, а также документы на подписание, которые Харрис небрежно подписал на ходу. Все пахнет властью и контролем, серьезностью и уверенностью.

— Новая помощница, Харрис? — спросил молодой парень в лифте. Он выглядел чуть старше меня, стоял с черной папкой в руках, в сером костюме тройке без пиджака. Парень с пшеничным цветом волос мягко послал улыбку, от чего я расширила глаза и коротко улыбнулась в ответ. Он смутил меня, боже. Как парень мог смутить меня одной улыбкой? Харрис обернулся на нас, одним взглядом осмотрев сначала меня, а потом блондина.

— Временная, — коротко ответил Харрис и сделал шаг ко мне, встав между нами. Мы ехали в лифте, поднимаясь все выше.

— Я Кормак, — улыбнулся он, нагибаясь вперед, чтобы через большое тело Харриса смотреть на меня.

— Тереза, — ответила я, заставив Харриса прищуриться.

— Я управляю отделом недвижимости. Самый младший из работников, — похвастался Кормак, посылая яркую улыбку и смотря на цифры поднимающегося лифта. 26 этаж.

— И очевидно, самый скромный, — пробубнил Харрис. Я засмеялась с их словесной перепалки. Они были двумя противоположностями. Я могла бы сравнить Кормака с Эйвоном, но те тоже были противоположностями. От Эйвона, несмотря на его юмор, исходит аура аристократичного итальянца, высокого и гордого. Он умело обращался со своим положением и мог быть джентльменом, если бы хотел.

— Мой этаж. Жаль, Тереза, прощаться с тобой, но мы обязательно увидимся еще, — он подмигнул мне, сжимая папку. Лифт прибыл на его этаж, издав пикающий звук и он отдалился.

— Ты заигрывала с моим работником? — спросил тут же Харрис, заставив меня открыть рот. Кем он себя возомнил?

— Любезность для тебя заигрывания? — со смешком спросила я. Харрис двинулся ко мне, я осталась на месте, поднимая голову к его голубым глазам. В лифте стало жарко, опасно горячо.

— Все в компании знают, что ты моя помощница, Тереза. Даже не думай стоить глазки моим работникам, — приказал Харрис, обнимая своей ладонью мое бедро. Я не запрещала ему трогать меня, так как сама была зависима от тепла мужчины. Я улыбнулась, поиграла ресницами с его глазами и пожала плечами.

— Это не твое дело, — именно в этот момент открылись двери лифта, и я проскользнула мимо Харриса, выходя к его кабинету. Он застыл со стиснутой челюстью, смотря на место, где я только что стояла.