Страсть писателя. Повесть и рассказы разных лет

«Ишь ты, подлец, хочет поживиться на Библии!»

Держа руль, он вытащил две двадцатидолларовые бумажки и протянул их мне.

«Мы хоть их дарим… Пять я оставляю на расходы по сделке».

Мне вспомнились воскресные вечера дома. Дед, после того как убирали со стола, не позволял мне отойти от него, пока я не выслушивал отрывок из Писания, с которым он не расставался. Он читал сам, тихим голосом, если не приближаться, так что это звучало, как непрерывная колыбельная. Я думал про свои игры, и уже час спустя ничего из этого чтения не помнил. А сегодня, если бы меня спросили, я бы рассказал всё дословно. Удивительное дело!

«Не знаю, насколько удивительное», – сказал Нулис и включил радио.

Стал накрапывать мелкий дождь вперемешку со снегом. Я до упора включил печку, а на повороте дороги показались огни близлежащего города. Их отражение.

«Наверно, ты скучаешь по старику, читающему сказки маленькому мальчику», – серьёзно произнёс он немного погодя.

1990 г.

сборник «Мне снятся друзья»

Стратегия скуки

Блестит алюминий, люминесцентные лампы и линолеумный пол. В этот безлюдный час, когда авиабилеты дешёвые, а цены таксистов кусаются, музыка из невидимых динамиков делает пространство ещё более пустым.

Бармен ночной смены ведёт себя так, словно перед ним толпа жаждущих клиентов пополудни. Он переставляет бокалы и бутылки, бессмысленно жестикулируя, двигает предметы, которым давно пора бы уже отправиться на покой, то и дело самодовольно поправляет чёрную бабочку, подчёркивающую его свежевыбритое и блестящее лицо. Он чрезвычайно болтлив, стараясь поддержать у единственного клиента хорошее настроение.

Клиент, в сером свитере с треугольным вырезом и в тёмно-синем однобортном пальто, заказывает второй кофе и продолжает давить окурки на полу, игнорируя пепельницы, которые бармен подсовывает ему под зажжённые сигареты.

«Задержка рейса», – сообщает он ему с лёгкостью человека, видавшего все виды опозданий. –»Задержка рейса… Сегодня вечером все будут задерживаться».

Клиент с неудовольствием ставит чашку. «Что ты сыплешь внутрь?» – спрашивает он, касаясь стоявшей рядом вазы с искусственными маргаритками.

«Что значит «что сыплю»? Колумбийский и немного американский».

Клиент отодвигает чашку и говорит: «Сделай мне чай».

Бармен, словно он плохо понимает иностранный язык, смотрит на него вопросительно: «Ты какой хочешь?»

«Ну если у тебя никакого нет, сделай что-нибудь другое».

Глаза бармена оживляются. «Хочешь горячее вино?.. Я сахара добавлю и ломтик корицы». Он описывает это, сам разгорячившись, как планируемый им грог, и добавляет: «Это то, что тебе надо, это лучше всего».

Одинокий гость подносит к носу край бокала, держа его за ножку, чтобы не обжечься, поднимает, как дегустатор, и рассматривает содержимое на свет. «Ты добавил тёртую корицу… Вот аромат и улетучился», – он презрительно произносит это «вот». Темнеет. Огни гаснут. Не по одному, а все сразу, словно давая знак человеку, предостерегая от его удара.. Был свет, и наступила тьма. И потом стон, крик, шёпот.

Бармен говорит: «Вот поэтому люди опаздывают». Фраза повисает без ответа, и он торопливо добавляет вслед тому, кто только что сидел перед ним: «Два кофе и вино».

Здесь и там зажигающиеся в зале спички делают пространство бара ещё темнее, и клиент, передвинувшийся немного вправо, произносит изменившимся голосом: «Если я тебе заплачу сейчас, как ты можешь быть уверен, что я тебя не обсчитаю?»

Бармен громко хохочет и, чтобы почувствовать себя увереннее, отвечает голосом Карагиозиса4: «Ты дай, а я их понюхаю. Я пойму по запаху…»

Стали утихать протесты тех, кто ещё ждёт задерживающегося рейса, и на их застывших лицах играют лучи света карманных фонарей службы безопасности.

«Ты здесь? – тихо спрашивает бармен, вглядываясь перед собой. – Отвечай, чёрт возьми, и перестань постоянно исчезать».

«Зажги какую-нибудь свечу… что-нибудь».

Бутылка падает, задев пару других рядом, на пол, но не разбивается .

«Где-то должен же быть фонарик».

«Давай, включи его и налей что-нибудь, выпьем. Я плачу. С темнотой приходит холод», – говорит клиент туда, где ещё недавно раздавался голос бармена.

«Я не пью в это время… Если тебе холодно, говори. Говори сам, говори со стойкой», – отвечает бармен и размещает сверху на высоком бокале фонарик. Приглушённый свет, отражаясь на потолке, освещает два лица.

«Батарейка просрочена, что твоя корица, – произносит посетитель, убирает фонарик с бокала и кладёт его на стойку, освещая полки с бутылками. – Ну так что с тем напитком? Принесёшь?»

Фонарик медленно гаснет, и бармен говорит: «Вот поэтому я боюсь самолётов, чёрт побери, и не хочу работать по ночам».

Бутылка звенит во мраке, пока он ищет бокалы.

«Что это мы пьём? – спрашивает клиент и поглаживает бутылку, будто она ему выдаст секрет.

«Я боюсь, что у меня… Я боюсь».

«Да ну, брось, – отвечает клиент со скукой. – Все мы однажды умрём».

«От этого легче, что ли?.. Если ты мёртвый, всё кончено. Ты уже ни о чём не можешь пожалеть. И мне это не нравится».