Страсть под турецким небом

Бросить своего мужчину, единственного, с твердой уверенностью, что другого уже не будет? Оставить колючий комок в районе солнечного сплетения, когда слезы подступают к горлу и ты не можешь и не хочешь ни о чем думать. Да, тогда я вспомнила знаменитую фразу любимой героини «Я подумаю об этом завтра» и, несмотря на то, что мое сердце изо всех сил орало мне: «Ты что делаешь, дура?!» – я обреченно заперла дверь снаружи и направилась к остановке долмуша, где уже поджидала меня Озлем.

В то время на смену начальнице-турчанке пришла светловолосая красавица Ирина. Она уже работала в этом отеле пару лет назад, поэтому знала все и всех. Ирина была стройной высокой блондинкой с милым личиком, а ее любимым ужином был двойной чизбургер и картошка фри. Мы с Озлем каждый раз удивлялись, как она может иметь осиную талию при таком питании. Ведьма, не иначе.

Ушла из дома я именно с ее подачи. Мы сидели в бэк-офисе на планерке, и мой телефон постоянно оповещал о новых эсэмэс. Когда она спросила, что случилось, меня как будто прорвало: я рыдала и не могла остановиться. Я рассказала Ирине о том, что мне приходится ежедневно терпеть его недовольство абсолютно всем. Все, все, что я делала, я делала не так! Мало зарабатывала, плохо готовила, недостаточно часто убиралась. Мои фильмы, музыка, вкусы – все было плохим. Даже те одежда и обувь, что ему когда-то нравились на мне, не проходила цензуру. Он стал самым настоящим тираном! Я приходила домой после тяжелой смены, и вместо того, чтобы спросить, как у меня дела, как-то поддержать и поднять настроение, он с самого порога тыкал мой нос в слой пыли на подоконнике или упрекал в том, что на мне лица нет. Я видела, как от собственного бессилия он злится, но никак не могла понять, что именно произошло. Мне казалось, что он нарочно пытается засунуть меня в какие-то рамки, которые не имеют со мной ничего общего и которым противится вся моя натура. Почему он изменил свое отношение ко мне? Он думал, что я другая? Он не был готов ко мне настоящей? – этими вопросами я задавалась снова и снова.

В условиях чужой страны, чужого языка и «взрослой» жизни я пыталась адаптироваться как можно быстрее. Я встала на ноги, брала на себя ответственность и росла как в профессиональном, так и в психологическом плане. А как иначе, когда от тебя и только от тебя зависят твоя жизнь и ее уровень. Я всегда была сильной и упрямой, как говорят, «человеком со стержнем», неужели он этого не видел? Неужели не поэтому он выбрал меня, не по этой причине приезжал под окна общежития, поселил со своими родителями и ручался за меня на новой работе? Он же гордился мной! «Эта девочка еще совсем малышка, но какой у нее потенциал!» – помню я его разговор с шефом, когда мне отказали в должности. Когда я шла рядом с ним на высоченной платформе (а были мы почти одного роста), он весь сиял и хорохорился, что рядом идет такая девушка. Я точно помню, что ему нравились и мини-юбки, и декольте, и мой яркий макияж, когда мы выходили в свет. Что же случилось потом? Заполучив жар-птицу в невесты, он решил сделать из нее курицу-наседку? «Да нет, брось, это временный кризис, он просто потерян, слишком большие в жизни перемены…» – уверяла я себя.

Я не могла никак понять, кто из нас ошибся: я ли себе нафантазировала его, наделила теми качествами прекрасного принца из моих снов или он принял меня за простушку? Да нет же, не могла я ничего придумать, вот же он обо мне заботился, помогал и поддерживал! Не спал ночами, спасал меня, протягивал руку и говорил: «Доверься мне!» Он же сам сделал выбор в пользу семейной жизни! Он гордился, ободрял и поддерживал, а значит, он любил.

И я его тоже любила. Сердце снова сжималось в груди, будто от него отрывали кусок. И вот ты чувствуешь, как этот кусок падает куда-то в желудок, и пытаешься задержать его, ухватить, чтобы вернуть на место, а он на твоих глазах падает все ниже и ниже… Локти и место под коленками покрываются мурашками, ни руки, ни ноги не слушаются, а за ушами как-то предательски щекотно. Я вспоминала его красивый орлиный нос, густые оформленные брови и расслабленные губы. На одной брови был татуаж, на месте шрама, который Алту получил во время какой-то драки в молодости. Я любила проводить пальцем по этому гладкому месту, выкрашенному в густую сине-черную краску, и думала, как мне дороги все его недостатки и все его заморочки.

И вместе с тем я не хотела возвращаться в нашу квартиру после работы, чтобы снова и снова слушать его недовольства. Каждый раз, приезжая на корпоративном автобусе к нашему дому, я стискивала зубы и испытывала странное ощущение в груди, мне было трудно дышать. Уныние – так я могу назвать то чувство, с которым я вставляла свой ключ в замочную скважину. А еще я знала, что, несмотря на мою дикую усталость и необходимость вставать в 6 утра на работу, ночью он будет ко мне приставать. Отказывать было чревато применением силы с его стороны. Нет, он не бил меня, но был очень груб.