Страсть умеет лгать

Сразу после ужина Дима, почистив зубы, свалился от усталости и выключился. Уснул еще во время раздевания у меня на руках. Гувернер, уложив мальчика на кровать, накрыл его одеялом и повернулся ко мне.

— Элина Андреевна, должен вам сказать главное: мальчик убежден, что вы не расстанетесь ни на миг. Понимаете?

— Понимаю.

— Он уже наполовину там, его сознание очень быстро приняло новую версию жизни. Он будет думать, что никогда не был калекой, лишь повредил случайно ногу. А его жизнь здесь сначала будет вспоминаться как сон, а потом забудется, как навсегда забываются детские сны. Оставшиеся часы до перехода — самые важные. Я должен оставаться рядом, чтобы закрепить внушение. Если вас стеснит мое присутствие, то вы можете переночевать в соседнем номере, сейчас он свободен. К тому же, вам еще нужно поработать с нашим психологом, чтобы безболезненно отпустить мальчика.

— Вы меня не стесните. А психолог мне не нужен, я готова отпустить, — через силу улыбнулась я. Сердце болезненно сжалось. Я так надеялась побыть с ребенком еще немного! Обнять, напеть колыбельную, нашептать много-много ласковых волшебных пожеланий… Но я понимала, что только сама себя залью слезами… — Могу я с ним попрощаться сейчас? Наедине.

— Конечно, — старик вскинул на меня полный сочувствия взгляд. — Я ведь понимаю, очень хорошо понимаю, каково это… Я подожду в коридоре. Полчаса вам хватит?

— Вполне.

Дима улыбался во сне, пока я, стараясь не плакать и осторожно вороша тонкие детские локоны, шептала ему, какое у него доброе сердце, светлый ум и смелая душа, как я буду скучать и помнить моего мальчика и как буду любить его в новой жизни. Это было прощание не для него — для меня.

Потом переоделась в пижаму, завернулась в покрывало и позвала гувернераа. Уходить куда-то даже не подумала. Палыч, как оказалось, догадался о моем решении и принес для себя раскладушку.

Мне очень хотелось посмотреть, как гувернер будет “закреплять внушение”, но я вырубилась так же мгновенно, как Дима, стоило лечь и закрыть глаза.

Утром мы так же буднично позавтракали. А вот одежду для мальчика горничная принесла новую, на вид точно такую, какая была на ребенке в другой реальности. Я изумилась: как же быстро работает Корпорация и как здесь продумана каждая мелочь. А Дима совсем не удивился. И еще новая деталь: он называл меня мамой так привычно и незаметно для себя, словно мы уже оба переместились в альтернативную реальность. И лишь свое увечье он сегодня воспринимал особенно остро, а в глазах сияло такое нетерпение, что даже ложка в его руках дрожала и норовила вприпрыжку сбежать, и я кормила его сама, не доверив Палычу.

А потом мы втроем в сопровождении каких-то людей прошли в зал, очень похожий на вчерашний для стажеров, только вполовину меньше размером и, самое странное, без кресел с шлемами. Зато имелась футуристического вида конструкция: стоящая между двух хромированных колонн каменная пластина в полтора человеческих роста и шириной метра два, похожая на отполированный до зеркального блеска чароит. Похоже, в этой конторе очень любят звездно-фиолетовый минерал.

В кабинете нас уже ждали незнакомая, очень веснушчатая ассистентка, почему-то в больничной шапочке и халате, и Михаил, бледный и невыспавшийся. Одарив меня каким-то неприязненным взглядом, он повернулся к Палычу:

— Готовы?

— Да, все отлично.

— А леди Элина тут зачем?

Я возмущенно нахмурилась, но Дима, державший меня за руку, опередил:

— Я без мамы никуда!

— Ясно, — подмигнул ему Михаил, и я с облегчением выдохнула: похоже, это была лишь проверка готовности мальчика к переходу. Дима сейчас словно бы жил в двух реальностях, и управляющий должен был в этом убедиться.

Михаил взял Диму за вторую руку:

— Держись крепче, малыш.

Я успела наклониться и чмокнуть мальчика в щечку. Едва выпрямилась, как каменное зеркало вспыхнуло. Меня ослепил яркий, до рези в глазах свет. Сощурившись, я всматривалась в мерцающий камень, пыталась поймать миг перехода, но ничего не успела заметить.

И лишь мгновение спустя осознала, что мои руки пусты, а Дима исчез. Вот так просто взял и исчез. Растаял.

А я даже выдохнуть не успела. Ничего не успела. Даже сказать “Прощай”. Лишь губы хранили след прикосновения к бархатистой детской щеке.

Каменное зеркало стало гаснуть. Если оно что-то и показало напоследок, то я ничего не смогла увидеть, ослепнув от той вспышки.

— Выпейте, Элина Андреевна, — ассистентка вложила в мои руки холодный стеклянный стакан. От жидкости пахло каким-то лекарством. Успокоительное? Все равно.

Вот я и осталась одна в этом мире. И мне нужно научиться с этим справляться.

— Не нужно, со мной все в порядке, — я вернула стакан, проморгалась. А когда смогла различать окружающий меня мир, то обнаружила, что в комнате нет не только Димы, но и гувернера.

— А где Леонид Павлович?