Страсть Волка

Альгир протягивает мне руку, совершенно не обращая внимания на Фолки. Он не прикасается к барьеру и держится ровно на таком расстоянии, чтобы маг не смог достать его посохом.

— Она никуда не пойдет, — голосом Фолки можно замораживать целые моря. Им можно возводить ледяные стены между островами и отделять друг от друга целые города. Черные волосы поднимаются вверх, извиваются, как встревоженные змеи, и по защитной стене бегут разноцветные всполохи.

Чернота, топтавшаяся где-то за Альгиром, поднимается, превращаясь в одну колоссальную волну и обрушивается на щит с такой силой, что я слышу треск. От общей массы отделяется несколько черных комков, и в меня впиваются взгляды желтых глаз.

Я уже видела их раньше…

Кто-то хватает меня за руку и тянет назад, но я не могу вот так уйти!

А как же Фолки?

— Уходите к кораблю! — ревет он. — Уходите!

— Быстрее! — Мерай взлетает на палубу и несется к штурвалу. — Мы сможем подхватить его и убраться прочь!

— А как же волк? — лепечу я. — Виго?

— Поверь, мой отец так бы и сделал! — не терпящим возражений тоном отрезает девочка. — Мы не можем от них защититься, у нас нет подходящего оружия!

Корабль медленно поднимается и резко поворачивается, подчиняясь своему маленькому капитану, а Илва обматывает пояс веревкой и перемахивает через перила с такой легкостью, словно делает такие трюки каждый день. Упираясь ногами в бок корпуса, она протягивает руку, чтобы помочь Фолки забраться на палубу.

Еще немного, нужно только аккуратно провести корабль возле него…

Хрясь!

Чернота остервенело бьется об барьер, верещит и воет раненым зверем, а среди этого безумия стоит Альгир и смотрит так, будто все это давно предсказано и я только оттягиваю неизбежный финал.

Финал, в котором я — еще один трофей в его коллекции и моя кожа растянута в стороны тонкими нитками, обнажая пустое нутро.

Корабль накрывает тень, и я вскидываю голову, чтобы в следующую секунду броситься в сторону и закричать на пределе сил:

— Мерай, вправо!

Девочка слышит слишком поздно — и густая зловонная тьма прорывается через трещину в верхней части защитного купола и оплетает парусник тугими лентами. Сдавливает до треска досок, скручивает и, чуть приподняв, со всей силы прикладывает об песок.

Опора пропадает из-под ног, а я давлюсь криком, лечу навстречу земле и сжимаюсь изо всех сил, в отчаянной попытке не свернуть себе шею и не сломать позвоночник.

От удара воздух со свистом вылетает из легких, а я с трудом открываю глаза, чтобы упереться взглядом в вершину защитного барьера. Вниз падает настоящий дождь из золотистых сверкающих обломков, а небо неуклонно темнеет, затянутое густой противоестественной чернотой.

Что-то нависает сверху. Знакомое и темное, пугающее. Смыкает крепкие пальцы на моем горле и тянет вверх — неумолимо и жестко, до острой боли в затылке — будто собирается отделить голову от тела одним движением руки.

По щекам текут слезы, обжигая солью разбитые губы, а кто-то тихо хмыкает у самого уха, посылая по позвоночнику волны отвращения и дрожи.

— Я же просил, Нанна, — шепчет Альгир. — Я бы мог сохранить им жизнь, мог бы отпустить, но ты сама предпочла все испортить. И теперь их кровь, вся их боль будут на твоей совести, твои руки будут обагрены их страданиями по самые локти. Понимаешь? Посмотри, дорогая. Смотри внимательно.

Он поворачивается, крепко удерживая меня, прижимает спиной к своей груди и замирает, поглаживая пальцем мою щеку. Это какая-то странная, отвратительная ласка, и она совсем не похожа на прикосновения волка. От любого касания Халлтора кожа горит, а мерзкие поглаживания Альгира вызывают только озноб и холодный пот. Содрогаюсь от отвращения и дергаюсь, но острая боль меня отрезвляет.

В бок упирается тонкое лезвие кинжала. Еще одно движение — и сталь войдет под ребра.

Приоткрываю глаза, кричу, что есть сил, и сама насаживаюсь на клинок, но даже не чувствую боли.

Фолки лежит на песке, лицом вниз, а рядом с ним, раскинув руки, застыла Илва, устремив остекленевший взгляд в небо. На ее груди расплывается кровавое пятно.

В стороне стоит кто-то еще. У самого корабля я вижу высокого мужчину. Незнакомец поворачивается, откидывает назад густые смоляные волосы и смотрит на Альгира с каким-то затаенным ликованием. Половина его лица обезображена, но не ожогами или шрамами: туго натянутая кожа разошлась в стороны, обнажая костные наросты, изогнутые назад, и острые звериные зубы.

Будто под личиной обычного человека прячется самое настоящее чудовище. Стоит только незнакомцу склониться над лежащей на песке Мерай, я замечаю, что и его рука тоже обезображена. И это не рука даже, а когтистая лапа, способная снести голову одним точным ударом.

Наполовину человек, наполовину… что-то другое.

Безумие накатывает неожиданно, распирает меня изнутри горькой клокочущей яростью, и я изворачиваюсь в хватке капитана как змея, цепляюсь одеревеневшими пальцами за его руку и рву запястье в клочья, сгибаю ногу в колене и бью назад, изо всех сил, какие только остались.

Победно ухмыляюсь, услышав тихое “ох”, и падаю на землю, когда хватка на шее слабеет.