Страсти болотные

Матвей было запереживал, что его хитроумная месть не состоится. Но к вечеру, перед ужином, воспитанников младших классов одели в парадные пионерские костюмы с неизменными коммунистическими атрибутами: октябрятскими звёздочками и пионерскими галстуками – и выстроили на линейку в спортивном зале. После недолгого стояния и томительного ожидания, министерская комиссия, порозовевшая, раздобревшая и с блестящими взорами, под торжественный бой пионерских барабанов – явилась! Впереди шествовал, переливаясь багровыми пятнами на отвислых щеках, колыхая брюшком и непроизвольно сопя, сам Василий Самсонович. Когда процессия с благостным видом застыла перед стройной шеренгой детей, Василию поднесла микрофон цветущая, немного бледная пионервожатая. Перед этим она мягко пододвинула директора на квадрат с ковриком, обозначенный на полу белой краской как место для выступающих. Уже после первых слов начались метаморфозы.

Из мощных колонок, перебивая речь директора, понеслись, как с заезженной пластинки, громогласные, гнусавые слова:

– Уважаемая комиссия! Я плохой директор: преследую и выгоняю честных и хороших учителей, бью и ругаю детей, ношу домой продукты из столовой…

От неожиданности у Василия Самсоновича ёкнуло в левой части брюха и – отняло речь! Он выкатил из орбит глаза, затравлено оглянулся на уже перемигивающихся в недоумении “высоких гостей” и попытался подать пионервожатой знак рукой. Та, бледная как перестиранная простыня, заметалась по залу в полной растерянности. В этот момент, когда из колонки выплывали слова “…берёт взятки и ворует…”, микрофон вдруг прыгнул в руках директора, вылетел из рук и упал на пол. По грозному Василию пробежала судорога, наподобие электрического разряда, откинув его назад. Он попытался удержать равновесие, но ноги намертво прилипли к коврику. Ещё одна попытка поднять ногу и – грохот падающего массивного тела гулким эхом отозвался в правом верхнем углу спортивного зала. Затем на мгновение установилась тишина…

Директор не умер ни от электрошока, ни от позора, его даже не выгнали из школы, а лишь указали на некоторые недостатки. А вот организатору “представления” Матвею Кулябкину пришлось… бежать, чтобы не подвергнуться наказанию, да и не мог он оставаться в детдоме без Леонида Павловича с ненавистным “брюхачём”. Вычислили виновника срыва торжественного мероприятия сразу же, поскольку Матвей к тому времени на “общественных началах” (как самый сведущий, несмотря на возраст) заведовал в школе звуковоспроизводящей аппаратурой и должен был обеспечить выступление директора, гостей и детей. И Матвей постарался: включил в момент директорской речи собственную магнитофонную запись на замедленной скорости и подсоединил в соответствующий момент микрофон к фазе в 380 вольт. Перед этим, до начала торжества, подменил коврик другим, с хитроумно запрятанным суперклеем!

Сбежав, Кулябкин мудро рассудил, что надо ехать в глубинку: там милиции меньше и простора больше. Использовал для передвижения традиционные “беспризорные способы” – железные дороги с товарными поездами. Встречающиеся по пути вокзалы, станции, разъезды и полустанки напоминали о далёком брате. “Может, где встречу братишку?” – с тайной надеждой и детской тоской вглядывался мальчик.

Почему пошёл за женщиной, которая вступилась за него, Матвей понял лишь позже…

Детдомовскую фамилию-кличку не захотел менять и всем в селе гордо представлялся Кулябкиным, не боясь, что его могут найти. К тому же, Клавдия не постеснялась покривить душой и объявила, что взяла к себе осиротевшего племянника. Зная всю подноготную жизни одинокой женщины, односельчане, и зловредные и не очень, в целом одобрительно отнеслись к её решению. Тем более, что мальчик оказался смышлёным: превратил подворье Клавдии в единый хитроумный набор поделок и механизмов.

Вскоре так просто во двор Клавдии зайти было уже нельзя: после стука в обитую обрезками из-под кожи дверь, она грозно выспрашивала, кто и зачем пришёл. Опешивший гость тушевался и выкладывал всё как на духу! Когда дверь убеждалась, что чедлвек не состоит на государственной службе: милиции, инспекции, санстанции и тому подобное – то медленно самостоятельно открывалась. При этом сверху неслись звуки бодрого марша “Прощание славянки” (другой пластинки Матвей не нашёл). Если же приходил нежеланный гость, то дверь вежливо сообщала, что хозяева ушли и будут не скоро. Когда гость разочарованно разворачивался уходить, вслед ему нёсся похоронный марш.

Узнав про умную дверь, сельчане стали ходить к Клавдии, как на какой-нибудь аттракцион. Бедная женщина было переполошилась, стала уговаривать Матвея убрать “интеллектуальные способности” двери. Но сельчане по достоинству оценили оригинальный ум и своеобразный юмор мальчика и отговорили Клавдию. Потом все привыкли и развлекательные хождения прекратились. Однако курьёзный эпизод всё же случился… с землемером, неким Булыгиным Титом Липатовичем.