Страсти и скорби Жозефины Богарне

— Так и есть, — метнула я взгляд на сестер Бонапарта. — Спросите лучше княгинь, — посоветовала я.

— Вы плакали, ваше величество, когда император возложил на вас корону? — спросила Клари.

— Не смогла сдержать слез, — призналась я, улыбнувшись Изабе, который сокрушался, что его работа была безнадежно испорчена. — Хотя и старалась изо всех сил.

Тогда все заговорили наперебой:

— Сир, его святейшество знал, что вы сами на себя возложите корону?

— Ах, так и было задумано?[146]

— Было великолепно, просто великолепно.

— Этот день я никогда не забуду.

Я слушала, запоминала, поглаживая Маленького Наполеона, уснувшего у меня в объятиях.

Поймав взгляд Бонапарта, я улыбнулась. Наш день! Наконец-то он закончился.

6 января 1805 года

На вчерашнем балу в мою честь ко мне бочком приблизился необычайно опрятный Фуше в подбитом мехом плаще.

— Чему вы улыбаетесь? — спросила я. — Мне от этого не по себе.

— Мне кажется, вас заинтересуют два факта из последнего отчета полиции, — подмигнул он, — относящиеся к членам вашей семьи.

— Не исключено.

Разумеется, мне было интересно.

— Один касается младшего брата императора.

— Жерома?

— Он со своей невестой на фрегате «Дидона» возвращается во Францию, в распростертые объятия брата-императора.

— Распростертые? — подняла я брови. Сомнительно, чтобы Бонапарт согласился видеть Жерома. — Что же второй факт?

— Касается вашего сына.

Эжена? В полицейском отчете?

— Там случайно не упоминается Адель Дюшатель?

— Ах, заблудшая мадам Дюшатель — совсем другое дело. Нет, в отчете приводятся слухи о возможной женитьбе вашего сына на принцессе Августе-Амели Баварской, как говорят, самой красивой принцессе Европы.

Фуше пристально смотрел на меня, силясь понять, какое впечатление произвели на меня его слова. И тут было чему удивиться! В жилах принцессы течет кровь Карла Великого, ее семья восемь столетий правит Баварией.

— Так вот… слухи безосновательны. Принцесса Августа уже обручена с принцем Карлом из дома Бадена.

Увы!

21 января

Эжен зашел ко мне в мокрой шляпе — на улице мело — во время моего утреннего туалета.

— Папа приказал мне оставить полк.

— Но почему?

— Он отправляет меня в Милан.[147]

— Сейчас?

Шел сильный снег. Трудно было проехать даже по городу, а через Альпы — и подавно.

— В двадцать четыре часа, — уточнил Эжен, протягивая мне приказ Бонапарта.

— Не понимаю, разве что…

Разве что Бонапарту потребовалось зачем-то убрать моего сына из Парижа.

— Эжен, ты позволишь мне задать вопрос?

Хоть это вовсе не мое дело!

— Ты не сделал ничего такого, что могло бы рассердить Бонапарта?

Он избегал смотреть мне в глаза, поэтому ответ был ясен.

— Может быть, что-нибудь в связи с Адель Дюшатель?

И тут он признался, что очень огорчен. Назвал Адель кокеткой (про себя, подозреваю, он называет ее еще менее лестными словами).

— Я пригрозил, что расскажу ее мужу про… ну, ты понимаешь. — Эжен постучал концом кнута о носок сапога.

Об Адель и Бонапарте. Что я могла на это ответить? Все мы основательно запутались в этой сложной паутине отношений.

— И что?

Эжен поник.

— А она ответила, что расскажет императору обо мне.

Эжен казался еще таким мальчишкой — сплошь смущение и веснушки… Едва ли он способен соперничать в будуарных делах со своим отчимом-императором.

— Что такого она может о тебе рассказать?

— Ничего, мам. Но ей и солгать ничего не стоит, — с досады покраснел он. — Полное фиаско!

22 января

Сегодня утром мой послушный и преданный сын отправился в пургу во главе девятисот егерей и гренадеров. Меня терзают угрызения совести. Я обещала Эжену, что ничего не скажу Бонапарту.

Без даты

— Черт! — вполголоса ругался Бонапарт, расхаживая взад-вперед. — Так Адель солгала мне об Эжене. Это нечестно с ее стороны. Манипулировать мною! Боюсь, вам придется ее отпустить.

— Вы хотите, чтобы я уволила вашу любовницу, Бонапарт?

Должна признаться, эта мысль мне даже приятна.

1 февраля

Сегодня в сенате Бонапарт объявил Эжена князем и вице-архиканцлером.

21 марта, Сен-Клу

Готовилась к назначенному на выходные крещению малыша. Крестить будет не кто-нибудь, а сам папа (он решил задержаться в Париже, ожидая, когда станут проходимы перевалы в Альпах). Бонапарт настаивает, чтобы второго сына Гортензии и Луи крестили точно так, как дофина при старом режиме. Святой отец признался мне, что никого до сих пор не крестил, тем более наследников престола.

Воскресенье, 24 марта, четыре часа пополудни, Сен-Клу

Итак, свершилось: малыш Гортензии и Луи, Пети, крещен папой (дядя Феш подсказывал, что и как надо делать). Теперь у него новое имя — Наполеон-Луи.

Пятимесячный внук сделал нам одолжение: во время крещения плакал не переставая. Бонапарт, гордый крестный отец, держал ребенка у купели. Мадам Мер, крестная мать, стояла рядом с Бонапартом, хмуро оглядывая свое новое платье. Малыш наконец замолчал и стал сосать палец Бонапарта.