Страсти и скорби Жозефины Богарне

— Ваше величество, может быть, лучше не читать бюллетеней? — тихо, но настойчиво спросила меня графиня д’Арберг, подавая мне чашку чая и убирая газету подальше.

Понедельник, 19 февраля, накрапывает дождик

— Дяде не нравятся его уроки танцев, — сказал мне сегодня Уи-Уи.

Бонапарт берет уроки танцев?

— Тетя Каролина сказала, что он должен научиться, — объяснил Пети.

— Что ж, конечно, — фальшиво улыбнулась я. Сколько раз я пыталась убедить Бонапарта научиться танцевать, но в ответ слышала только: «Нет, это невозможно! Даже не вспоминайте об этом!» А теперь он решил научиться — ради своей молодой жены.

— И у него новый блестящий костюм, с высоким воротом, — Пети показал пальцами, насколько высок ворот.

— Но он слишком тесный, — хихикая, добавил Уи-Уи.

20 февраля

Утром меня огорчил парикмахер:

— Простите, ваше величество, но…

— Мсье Дюпла, вы делали мне прически более десяти лет!

— Королева Каролина помогает императору обустраивать новое хозяйство, и она настаивает, чтобы я…

Настаивает, чтобы отныне Дюпла — мой Дюпла! — стал парикмахером одной-единственной женщины: будущей императрицы Марии-Луизы.

— Понимаю, — спокойно ответила я, но, признаться, внутри у меня все кипело. Одно дело потерять мужа и корону, и совсем другое — хорошего парикмахера.

— И вы тоже, мсье Леруа?

Как же я обойдусь без модельера? Это же я открыла Леруа! Я была его покровительницей, мы вместе создали новую моду…

— Ваше величество, не сомневайтесь, что я предпочел бы создавать наряды для вас, — едва не плача, сказал он и в смущении прижал кисти с покрытыми лаком ногтями к нарумяненным щекам. — Однако…

Без даты

— Доктор Корвизар, пожалуйста, не говорите мне, что не сможете больше меня лечить.

— Так-так, — задумчиво произнес он, считая мой пульс. Потом сел напротив меня, прижав большой палец к подбородку — готовился сообщить мне, что я умираю, я в этом не сомневалась. — Ваше величество, у вас сильно ослабло зрение, — заметил он. — Вы часто плачете?

— Нет, — ответила я, смахивая слезы.

Он улыбнулся.

— Буду честен с вами. У вас серьезно пострадали нервы и, смею сказать, сердце.

Я прижала руки к груди. Я умираю — так и знала!

— А что у меня с сердцем?

Доктор Корвизар — специалист по сердечным заболеваниям, он написал на эту тему ученый труд. Кого спросить об этом, как не его?

— По-моему, оно разбито, — тихо сказал доктор, протягивая мне батистовый носовой платок. — Воды Экс-ле-Бен очень помогают от нервов, — посоветовал он, постукивая кончиком карандаша себе по щеке. — Хорошо бы поехать туда в июне — не слишком жарко, не слишком холодно…

Говоря это, он уже сделал пометку у себя в календаре.

— Но, доктор Корвизар, я никогда не бывала на этих водах!

Экс-ле-Бен расположен на юго-востоке от Парижа, в горах на границе с Италией.

— Совершенно верно, — закивал доктор. — И никаких воспоминаний!

Пятница, 9 марта, очень поздно

Фейерверки освещают вечернее небо. Еще один праздник, на который я не получила приглашения.

Сегодня исполняется четырнадцать лет с тех пор, как мы с Бонапартом поженились.

12 марта

Мой друг, надеюсь, Вы будете удовлетворены замком в Наварре. В нем Вы найдете еще одно доказательство того, что я желаю Вам лишь блага. Он расположен недалеко от деревни Эвре, примерно в тринадцати почтовых станциях от Парижа — в двадцати восьми лигах от него, если быть точным. Иоахим, который занимался этой покупкой, сообщает мне, что замок строил Мансар — тот же архитектор, что возвел Версаль. Замок Наварры славится своими садами. Вы можете поехать туда 25 марта и провести там весь апрель.

До свидания, Н.

Понедельник, 12 марта, Мальмезон

— Почему именно двадцать пятого марта? — спросила графиня д’Арберг, щурясь в календарь. — Ох…

Дело в том, что двадцать седьмого во Францию должна прибыть архигерцогиня Мария-Луиза.

20 марта

Только что уехала Гортензия. На свадьбу соберутся все короли и королевы Европы.

— Где же остановятся все эти государи? — недоумевала Гортензия. Одни только Жером и Катрин прибыли со свитой более чем в тридцать человек. — Каждому потребуется кровать, мам, это невозможно!

Я невольно вспоминаю трудности, возникшие передо мной и Шастули в декабре, когда мы пытались достойно разместить всех прибывших на празднование мира. Нельзя же расселить королей и королев куда попало.

— Шастули могла бы помочь, — заметила я.

— Мам, ты не знаешь? Папа отправил ее укладывать вещи. Он был в ярости от ее отказа остаться с ним.